Дебора Тернер - Звезда любви
Неожиданно для себя Моника кивнула:
— Ты прав. Не стоит разменивать наши чувства. Останемся братом и сестрой, да?
— Ты это искренне говоришь? — Он подался вперед, едва не сбив на пол свой бокал.
— Да. Давай забудем о прошлом.
И, глядя на немного смущенное и в то же время радостное лицо Майкла, Моника вдруг поняла — все закончилось. Любовь, хранимая в душе, умерла. Нежнейший бутон чувств высох, так и не распустившись.
Майкл вскочил, подбежал к Монике и обнял ее.
— Ты себе не представляешь, как я рад!
Она улыбнулась.
— Вот и замечательно.
Ночью, лежа в постели, она смотрела на крохотную звездочку, слабо мерцавшую в окне, и думала о том, что только теперь начинается для нее новая жизнь. Все, что было раньше, казалось чем-то далеким, почти ненастоящим, словно пригрезилось. И несчастливая влюбленность, и вечер с Биллом, и даже учеба в Париже.
Моника осталась ни с чем: самая горячая ее мечта обратилась в остывший уголек, а надежды — в горстку пепла, которую скоро развеет ветер времени. Значит, надо все начинать сначала. И первым делом все-таки обзавестись пусть временным, но собственным домом. И заняться работой. А там, кто знает, может, и появится человек, который займет пустующее место в ее сердце...
И вот ей двадцать четыре года, и она совершенно одинока. Майкл занят собой, редко звонит и говорит как-то странно, намеками. Возможно, он снова влюблен и просто боится, что Моника, как и несколько раз прежде, в пух и прах раскритикует его новую пассию.
Как же отметить этот день? Она долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, и как будто советовалась с отражением. Но оно было не слишком хорошим собеседником — кивало или отрицательно качало головой вслед за Моникой. А предложить ничего не могло.
Поэтому Моника просто решила устроить себе самой выезд на природу, маленький пикник на одного человека. Синий «бьюик», недавно купленный в рассрочку, стоял у подъезда многоквартирного дома, где на третьем этаже Моника сняла квартиру. Майкл обиделся, узнав о ее решении жить отдельно, но ему пришлось смириться.
Надев белые брюки и льняную блузку с глубоким вырезом, Моника сложила в корзинку несколько сандвичей, фрукты и бутылку яблочного сока. Выезжая из города, она грустно улыбалась: в ее возрасте праздновать день рождения в одиночестве!
Дорога вилась, спускаясь к побережью, мимо уютных домиков, кафе и магазинов. Доехав до полосы пляжей, Моника остановилась, вышла из машины и полной грудью вдохнула свежий, пахнущий морем воздух, подставляя солнцу лицо. Над заливом пролетали чайки, серебристые волны с белоснежной каемкой пены разбивались о песчаный берег.
Она расстелила плед, присела. Теплый ветер ласковой ладонью гладил ее по волосам, касался кожи. Яркая, в разноцветных крапинках бабочка присела на оранжевый апельсин, еле заметно трепеща крыльями. Моника, как это ни странно, наслаждалась сейчас одиночеством и тишиной, июньской истомой, пропитанной солнечным светом.
И совсем некстати оказался поблизости неизвестно откуда взявшийся мужчина в шортах и гавайке. Он свистом подзывал вислоухого черно-белого щенка, умчавшегося куда-то за мячиком. Моника насторожилась: она была здесь одна, и присутствие незнакомца вызывало опасения. А он, как будто нарочно, приближался.
— Пинки, Пинки, иди сюда! — крикнул он.
Щенок вылетел из кустов и с радостным тявканьем бросился к Монике: очевидно, сандвич с ветчиной интересовал его в данный момент больше, чем хозяин.
— Пинки, не приставай к девушке! И не смей попрошайничать.
Но щенок уже сидел на задних лапах перед Моникой, сморщив нос и просительно заглядывая в глаза. Она, не удержавшись, рассмеялась, таким потешным он выглядел.
— Можно дать ему кусочек?
— Если хотите.
Мужчина подошел: на вид ему было около пятидесяти, вьющиеся волосы, собранные в хвостик, припорошены сединой, нос с горбинкой, насмешливые глаза непонятного цвета — изжелта-зеленые, рысьи. И одет неброско, если не сказать — бедно. Если бы не дорогие часы на запястье и сверкнувшее драгоценным камнем кольцо, его можно было принять за бродягу.
Пинки в это время исправно поглощал сандвич и беззастенчиво тянулся лапой к следующему.
— Нет, дружок, хватит. — Хозяин попытался оттащить его за ошейник, но щенок только обиженно тявкнул. — Ты съешь все припасы прекрасной незнакомки.
— Ничего. — Моника беспечно махнула рукой. — Он это делает с таким аппетитом, что приятно смотреть.
Некоторое время оба наблюдали за Пинки, потом мужчина с улыбкой склонился к Монике.
— Раз уж мой пес уничтожил ваши припасы, позвольте пригласить вас в гости.
— Нет, спасибо. — Она снова насторожилась.
— Не бойтесь, я не причиню вам зла. — Он слегка поклонился. — Кстати, позвольте представиться — Грегори Хоуп. А с этим маленьким чудовищем вы уже знакомы.
В этот момент Пинки, дожевав сандвич, взглянул на Монику и протянул ей мягкую толстую лапу. Она с серьезным видом пожала ее и сказала со всей возможной серьезностью:
— Очень приятно, а я — Моника Брэдли.
— Вот и чудесно. — Грегори протянул ей руку. — Соглашайтесь. И Пинки будет рад.
Она хотела отказаться, но почему-то согласно кивнула. Этот мужчина не внушал опасений, наоборот, в нем было что-то успокаивающее, надежное. К тому же Моника подумала, что решиться на авантюру гораздо веселее, чем сидеть здесь в одиночестве, запивая грусть яблочным соком.
— Хорошо, — ответила она, вставая и не зная еще, что этот седеющий незнакомец на целый год станет всем в ее жизни.
7
Да, все началось на пляже горячим июньским полднем. А потом Грегори показал Монике «Звезду любви», и она мгновенно влюбилась в эту виллу. Было такое ощущение, словно она родилась и выросла в этом белом доме, нагретом солнцем, среди высоких деревьев и буйно разросшихся розовых кустов.
Они пили шампанское, сидя в беседке, потом спустились на пляж, и Моника искупалась, пока Грегори сидел на берегу, покуривая вересковую трубку, над которой вился легкий ароматный дымок. А вечером они любовались закатом, нежно-алым, словно румянец смущения на щеках юной девушки, — это Грегори сказал, а потом добавил, что эта девушка может остаться здесь, если ей не хочется возвращаться в город.
И Моника, не думая о последствиях, согласилась. Ей было так хорошо, и день рождения получился замечательным. И этот мужчина в самом деле был похож на доброго волшебника: он щедро дарил счастье, ничего не требуя взамен.
Они долго сидели в шезлонгах: солнце уже догорело и опустилось за горизонт, небо потемнело, и скоро в его густой черноте стали зажигаться звезды — как будто золотистые светлячки вспыхивали в невероятной высоте. Моника озябла, и Грегори предложил вернуться домой. Поднимаясь по ступенькам, они держались за руки. Если он и думал о чем-то большем, то ни одним жестом или словом этого не выдавал.