Энн Вулф - Домик для двоих
Она грустно улыбнулась и вздохнула.
— Видно, вы не простите мне этой глупости до конца моих дней.
— А вы проживете здесь так долго?
— Снова ирония?
— Нет, я серьезно. Вы надолго облюбовали эту норку или она снова временное пристанище?
— С чего вы взяли, что я ищу временное пристанище? — поинтересовалась Мышка.
— С того, что все ваши предыдущие пристанища были временными. Вы бежите, но от кого — вот в чем вопрос. Подозреваю, от самой себя. Вам кажется, что, переехав на новое место, вы перестанете чувствовать себя такой одинокой. Но, пожив какое–то время на новом месте, снова разочаровываетесь и снова бежите.
— Я не бегу. Я не чувствую себя одинокой. — Ее слова утонули в клубе дыма, который Дэниел выпустил из раскуренной трубки. — Я…
— Вы? — с грустной улыбкой произнес Дэниел. — Кого вы обманываете, меня или себя?
— Скорее себя, — устало кивнула Мышка и откинулась на спинку кресла. — Я ведь не была, как вы говорите, одинокой. У меня был муж, была семья. Было все, что, с точки зрения большинства женщин, принято считать нормальной семейной жизнью…
— Эй, Мышь, детка, почему дома не пахнет ужином? — раздался с порога голос порядочно подвыпившего Коула.
«Детка» вынырнула из–за компьютера и виновато посмотрела на мужа. Коул вернулся с корпоративной вечеринки и был, кажется, не в самом лучшем расположении духа.
— Прости, милый, я заработалась и обо всем позабыла.
— Заработалась? — мрачно усмехнулся Коул. — А я, по–твоему, целый день играл в карты с парнями?
— Коул, я же извинилась, — мягко напомнила Мышка.
— Да, только после твоих извинений ужин на плите не появился. А я, между прочим, проголодался как волк.
— Но ты ведь был на вечеринке. Неужели вас там ничем не кормили?
— Три жалких бутербродика на зубочистке — разве это еда для мужчины? Мышь, мне нужен кусок мяса, черт побери!
— Кто бы спросил, что нужно мне, — печально вздохнула Мышка и уныло поплелась на кухню.
Пока Мышка возилась на кухне с мясом, Коул решил расстрелять парочку монстров в новомодной компьютерной игре. Усевшись за компьютер, он наткнулся на женины писульки, как он небрежно называл романы своей жены. Вначале его лицо омрачилось, — чего это она не закрыла свой дурацкий файл? — но потом он все же решил выяснить, чем же таким особенным его жена занимается целыми днями, пока он торчит в своем треклятом офисе.
На первой странице он хорошенько поплевался, а вот вторая позабавила его настолько, что он решил до слез насмешить своего приятеля, который сейчас наверняка дожидался того же, чего и Коул, — ужина.
— Хэлло, Грег! — Коул зажал трубку между плечом и щекой и навел курсор на нужное место. — Скучаешь? А вот я тебя сейчас развеселю. Ты слышал, что моя жена зарабатывает на книжках? А, я не говорил. Так вот, моя благоверная Мышь кропает книжонки, которые кто–то печатает. Мало того, за эту ересь еще и платят. Да ладно, ты лучше послушай, Грег: «Она посмотрела на него глазами, полными такой тоски, что, казалось, в ней, в этой тоске, можно утонуть… Он почувствовал, что растворяется в ее взгляде, что тонет в ее больших лучистых глазах, что для него весь мир в ней, в этой женщине, в этой прекрасной и грустной женщине. И, наверное, впервые за все то время, что они были вместе, понял, как сильно любит ее». Прикинь, Грег, оказывается, он понял это только после того, как посмотрел в ее грустные глаза! Ну не бред ли?! Да, я тоже посмеялся, дружище. А вот это послушай: «Линда обняла его, прижалась к его сильному телу и подумала, что готова простоять так целую вечность. Ничто больше для нее не имело значения. Никто больше не мог вторгнуться в ее маленькую вселенную». Ну что за хрень, Грег? По–моему, бабы не о вселенной думают, когда обнимают сильное мужское тело. А, хочешь еще посмеяться? Сейчас найду… — Коул осекся. В дверном проеме с округлившимися глазами стояла Мышка. — Прости, дружище, я, кажется, дождался ужина, — пробормотал Коул и положил трубку.
— Что ты делаешь? — голосом, полным отчаяния и ужаса, спросила Мышка.
— Да что такого, Мышь? — немного виновато покосился на нее Коул. — Ну, подумаешь, зачитал другу пару забавных фрагментов из твоего романа. Какая разница? Их ведь еще миллион человек прочитает.
— Забавных? — вскинулась на него Мышка. — Выходит, ты считаешь, что это забавно — смеяться со своим дружком над тем, что тебе читать не давали?
— Не хочешь, чтобы читали, не пиши, — отрезал Коул. — Ну подумаешь, посмеялись. К тому же, милая, тебе нужно учиться воспринимать критику. Ты ведь теперь писательница. И вообще, у тебя там столько глупостей, что, ей–богу, мне стало смешно.
— Глупостей? — уставилась на него Мышка. — Значит, мои чувства, мои переживания, сама я для тебя — глупость?
— Ну что ты начинаешь, Мышь? — скривился Коул. — Это я должен обижаться. Я пришел с работы уставший, а ты весь день проторчала за компьютером и оставила меня без ужина из–за своих бабских бредней.
— Бабские бредни?! — вспыхнула Мышка. — Это так ты называешь мои книги?
— Господи, ну как эту хрень еще назвать? Ну не мужскими же рассуждениями?
— Знаешь что, Коул?
— Что?
— Пойдем–ка поужинаем, — сквозь зубы процедила Мышка.
Гнева и обиды в ее голосе Коул не заметил, а потому, пробормотав что–то вроде «давно пора», весьма довольный собой пошел за женой на кухню. Поджаренное мясо, аппетитно разложенное на листе салата, окончательно вернуло ему хорошее настроение. Но стоило Коулу сесть за стол, как Мышка подняла со стола тарелку и, пронеся ее под самым носом у мужа, открыла тумбочку под раковиной и опрокинула содержимое тарелки в мусорное ведро.
Вначале Коул опешил, затем побагровел. Потом поднялся из–за стола и смерил жену взглядом, полным настоящей мужской ярости.
— Ты что, спятила, Мышь?! — рыкнул он на жену. — Это что за выкрутасы?! По–твоему, я горбачусь на проклятой работе, чтобы ты выкидывала такие фортели?!
— Только что ты проделал со мной то же самое, — спокойно ответила Мышка и пристально посмотрела на мужа.
— Я не выбрасывал твой ужин в мусорку!
— Ты выбросил в мусорку мою душу, — ответила Мышка и смахнула с тарелки остатки салата.
— Опять эти твои мудрствования! — окончательно вышел из себя Коул. — Ты достала меня своим нытьем!
— А ты меня — своим равнодушием. — Мышь бросила тарелку в раковину и, вымыв руки, направилась в комнату.
— Ты куда? — насторожился Коул, сочтя за благо перестать вопить на жену.
— Собирать вещи.
— Брось, Мышь, — с деланной небрежностью бросил ей Коул, хотя даже по тону было заметно, как он испуган. — Все собачатся, ну и что с того? Поругались, помирились — и дальше живут.
— Мы не все, во всяком случае я, — заметила Мышка, проходя в комнату. Приняв решение, она почувствовала себя настолько спокойной, что сама себе удивлялась.
