Памела Кент - Полюбить врага
— Что ей надо? — спросила Анни, заинтересованно глядя, как женщина прицепилась к другой паре.
— Цыганка предложила предсказать наше будущее. Когда я сказал, что мы не нуждаемся в ее предсказаниях, она захотела получить деньги просто так. Печально, что у этого прекрасного собора болтаются такие попрошайки.
Анни пожалела, что Мигель отказал цыганке — ей на самом деле очень хотелось узнать свое будущее, но она мгновенно забыла о цыганке, как только попала в собор. Изнутри он казался громадным. Украшенный деревянной резьбой потолок возвышался над Анни на тридцать футов и выглядел необыкновенно величественным в тусклом свете, просачивавшемся через цветные стекла витражей. Высокие мраморные колонны, расставленные с промежутками в двадцать футов друг от друга, поддерживали потолок, а простые деревянные скамьи, отполированные временем, вытянулись симметричными рядами.
Насыщенные цвета красного, синего и золотого на витиеватых узорных украшениях у алтаря светились в неярком свете. Ощущение мира и покоя окутало молодых людей.
Анни инстинктивно шагнула ближе к Мигелю и еще раз осмотрелась: прекрасные фигуры святых с каждой стороны, парящие трубы органа, горящие золотом, дарящий прохладу мраморный пол. Элегантность и красота старого собора стали бы превосходным обрамлением свадьбы, Лучия была права.
— Это великолепно, — сказала Анни с восторгом.
— Я рад, что тебе понравилось.
Анни подняла голову и неуверенно улыбнулась. В голосе Мигеля звучали не свойственные ему мягкие нотки, а выражение его лица заставило ее удивиться.
Мигель окунул пальцы в святую воду и перекрестился, не отрывая от нее глаз. Нежно взяв ее за руку, он повел Анни к выходу, нарушив очарование момента.
— Ты уже решила, каким цветам отдашь предпочтение? — спросил он любезно.
Анни внимательно и по-деловому осмотрела собор. Темное дерево старых скамеек прекрасно бы оттенили белые лилии, если украсить ими скамейки по краям. Большой алтарь потребует громадных букетов белых гладиолусов, лилий и роз, которые так любила Лучия.
Вынув из своей сумочки маленькую записную книжку, Анни стала делать пометки. Собор был великолепен, и Анни знала, что от нее требуется лишь подчеркнуть его совершенство.
Ей не хотелось покидать собор. Здесь она и Мигель не спорили и не ссорились, что обычно отравляло время их совместного пребывания. Это был чудесный день, такой же, как и вчерашний, который они провели в Альгамбре. Два дня без скандала — как это ей так посчастливилось?
Когда с распределением цветов и букетов был покончено, Мигель показал ей остальную часть собора и Капилла Реал, где лежат останки короля Фердинанда Арагонского и королевы Изабеллы Кастильской.
Анни стояла перед решеткой, отделявшей надгробья монархов от людей, пришедших поклониться их праху. Все ее мысли в данный момент принадлежали двум царствующим особам, объединившим Испанию и выгнавшим навсегда мавров из своей страны. Она была окутана дымкой истории, как и тогда, когда посещала Куллоден, Гастингс и Стену Адриана.
Слегка вздрогнув от холода, она поежилась.
— Пойдем, Анни, мы найдем столик в кафе и закажем кофе, чтобы согреться. От этих склепов веет могильным холодом.
— Я рада, что увидела все это, — сказала она, когда они спустились по ступенькам вниз и снова оказались на полуденном солнце.
Мигель повел ее в маленький ресторанчик, расположенный на площади, и выбрал самый солнечный столик. Тепло солнечных лучей вскоре прогнало озноб, охвативший ее в соборе.
Заказав кофе с кремом, Анни оглядела площадь и гулявших на ней людей, разглядела даже видневшиеся вдали, покрытые снегом пики Сьерры-Невады.
— Как чудесно родиться в таком прекрасном городе, — мечтательно произнесла она, обращаясь к Мигелю.
— К сожалению, это не город моего детства. — Его глаза сверкнули, как два черных угля.
— Но я думала…
Она была уверена, что семейный дом принадлежал им много лет, кажется, об этом упоминала Лучия.
— Моя мать была англичанкой. Она увезла меня в Англию, когда я был еще совсем маленьким, и использовала меня как могла, чтобы получить деньги от моего отца. До ее смерти я жил в Англии. — В его голосе была горечь, взгляд потемнел и стал грустным.
— Так вот почему тебе не нравится все английское, — протянула Анни и с сочувствием посмотрела на него.
— Я не вынес из Англии ничего, кроме чувства вины за то, что был обузой для матери. Я никогда не находился нигде достаточно долго, чтобы завести друзей, мои дедушка и бабушка не хотели меня знать, они были озлоблены, как и мать, тем, что мой отец не дал ей денег.
— Знал ли он, как вы жили? Почему оставил вас без средств к существованию?
— Он считал, что ее место было с ним, и это несмотря на то, что она вышла за него замуж по расчету, только ради денег. После того, как я родился, она захотела уехать. В Испании в то время развод не разрешался, тогда она просто собрала вещи и сбежала, думая, что отец будет давать ей деньги. Но это оказалось не так.
— Но ты не обвиняешь его?
— Нет, к чему? Ей не следовало бросать его или, по крайней мере, она должна была оставить с ним меня. Я ненавижу Англию — в ней так холодно, неприветливо, скучно.
— Ты не должен питать отвращение ко всей стране только из-за своей непутевой матери, — сказала Анни и положила свою ладонь на его руку.
Ее поразила печаль, сквозившая в его рассказ, ей захотелось успокоить его, уменьшить боль, пережитую им, когда он был маленьким мальчиком.
Рука Мигеля соединилась с ее, и несколько минут он молча смотрел на их переплетенные пальцы. Затем поднял голову.
— Мне не нравятся англичане не только из-за моей матери. По моему опыту, все англичане холодные, резкие, не умеющие прощать люди, их интересует только их собственная выгода.
— Это неверно! — Анни выпрямилась и попыталась вырвать свои пальцы, но они были крепко сжаты его рукой. — Тебе просто не повезло на общение с хорошими людьми. Может быть, круг знакомых, в котором общалась твоя мать, и был таким, но стричь всех людей под одну гребенку! Разве я такая, например? Кроме того, ты смотрел на все глазами ребенка и наверняка многое не понял. Безусловно, с тех пор ты встречал и других британцев и обнаружил, что они так же симпатичны, как и испанцы. Тебе следовало бы познакомиться с моим отцом: он самый добрый, самый милый человек на всем свете… И он англичанин. — Она откинула голову, ее глаза сверкали. Да как он осмеливается обвинять всех ее соотечественников из-за необдуманных поступков своей матери!
На мгновение на губах Мигеля промелькнула улыбка, он пожал плечами.
