Сонда Тальбот - Записки Русалочки
О, если бы я могла… Я бы, конечно, объяснила «все это» Мэту. Но я и сама ничего не понимала… Я только грустно покачала головой и пожала плечами.
— Зато я могу. — Мне было очень интересно узнать, как же объяснит это Мэт, но его объяснение не просто удивило меня, а шокировало. — Ты влюблена в него, Дона. Ты влю-би-лась, — произнес он по слогам.
В первую секунду мне захотелось послать Мэта ко всем чертям, и останавливало только то, что написанное «иди к черту, Мэт» будет существенно отличаться от сказанного «Мэт, иди к черту!». Но его предположение показалось мне до того бредовым и абсурдным, что даже обидеться на Мэта было бы странно. Поэтому я ограничилась тем, что покрутила пальцем у виска и выразительно посмотрела на Мэта.
— Ты можешь считать меня кем угодно, — обиделся Мэт, — но я больше чем уверен: ты влюбилась в Иво. И, кажется, ты ему тоже не безразлична. Может быть, — задумчиво произнес он, — ты и сама этого не сознаешь. Но, поверь мне, девочка, я много всего повидал. И отлично знаю, как выглядят и ведут себя влюбленные.
Я хотела поинтересоваться у Мэта, как же ведут себя эти самые влюбленные, но к нам уже направлялся Иво, в очередной раз прерывая нельзя сказать чтобы очень приятную беседу. Мэт тут же замолчал. Слава богу, он хотя бы при Иво воздерживался от своих предположений. Не думаю, что человеку почти женатому и видящему во мне всего лишь друга это было бы приятно… Если бы Иво послушал рассуждения Мэта, они шокировали бы его не меньше, а то и больше, чем меня.
Я понимала, что в моих отношениях с этим мужчиной было что-то большее, чем дружба. Но это «большее» никак не могло быть влюбленностью. Что угодно: привязанность, благодарность, нежность, — но только не влюбленность… Я могу дружить с мужчиной, могу поверять ему свои секреты, могу слушать и понимать его. Но любить… Нет, на это чувство я не способна.
Любовь — это ведь не только единение духовное, но и физическое. А при одной мысли о том, что я могу… что я захочу… что я вообще буду с мужчиной именно в этом смысле слова, меня бросает в дрожь. После того, что произошло со мной в Америке, я даже не хочу думать об этом. Одна только мысль о том, что мужчина обнимет меня или… будет ласкать мое тело, вызывает во мне приступ отвращения, омерзения, которое сложно… нет, невозможно подавить… О какой любви или влюбленности может идти речь, когда я чувствую внутри себя каменную глыбу, в которую закатаны все желания, все радости, которые я могла бы испытать? Но, увы, не испытаю никогда…
Я не рассказывала об этом Мэту. И никому другому. Может быть, мне стало бы легче, поделись я с кем-нибудь своей болью, расскажи о своей незаживающей ране. Но я не могу. Не могу… И, боюсь, не сделаю этого никогда. И, хотя я понимаю, что не являюсь исключением из правил, легче мне не становится. Боль у всех разная, даже если источник этой боли один и тот же. И все переживают эту боль по-своему…
Но, кажется, я отвлеклась. Попытаюсь вернуться к прелести ушедшего дня. Дня, наполнившего мою душу светом и радостью…
Меня торжественно объявили Сырной Королевой, и Иво предложил сдвинуть бокалы, чтобы произнести тост:
— Дона, Русалочка, Сырная Королева, не знаю, какие еще имена, прозвища и титулы будут у тебя… — Иво на секунду замолчал, а потом посмотрел на меня внимательно и серьезно. — Я буду рад любому твоему успеху, любому достижению. И как бы не разошлись наши пути, я надеюсь… что мы не потеряем друг друга из виду…
Я улыбнулась и подняла бокал с «эг-ногом», хотя душу шершавым языком лизнула тоска. Он, так же как и я, прекрасно понимает, что рано или поздно наши пути разойдутся… Впрочем, это ясно как день. Ведь не буду же я до старости жить в доме Иво. Тем более что вскоре они с Алисией поженятся…
Однако мои мрачные мысли быстро развеялись, и я вновь отдалась прелести этого дня. Иво и Мэт прекрасно ладили друг с другом. Слава богу, догадки Мэта не испортили его отношения к Иво, и мы втроем болтали о сырных бегах, о праздниках вообще, о жизни и обо всем том, о чем обычно болтают люди, отдыхающие вместе. Мне все больше и больше нравилась непосредственность Иво в общении с простыми людьми, такими, как я и Мэт. Ведь, как ни крути, мы — люди не его круга. Наше образование не сравнится с его, у нас совершенно разный образ жизни, но, несмотря ни на что, нам есть о чем поговорить. И не просто поговорить, а быть друг другу интересными собеседниками.
Иво рассказал нам о своих планах на будущее. Я сильно ошибалась, считая его праздным лентяем только потому, что он вставал позже, чем я. Совсем недавно — как раз перед экскурсией на «Дуврском голубе» — он оставил свою работу. Иво был распорядителем в известной картинной галерее Дувра. Как выразился Иво, работа была не пыльной, но ужасно скучной, и он вообще не понимал, за что именно ему платили деньги. Впрочем, деньги волновали его в меньшей степени. Он спокойно мог бы вести образ жизни, характерный для людей его положения: развлекаться, устраивать приемы, растрачивая баснословные деньги, оставленные Элизой Видхэм. Но потратить деньги может кто угодно, а вот заработать их, занимаясь интересным и полезным делом, способен далеко не каждый. А Иво добивался именно этого.
И вот наконец его давняя мечта — попробовать себя в архитектурном деле — сбылась. Один из приятелей по университету предложил Иво поработать вместе над одним интересным проектом. Естественно, Иво сразу же уцепился за эту возможность проявить себя. И теперь с нетерпением дожидался возвращения приятеля из Ирландии, откуда и поступил заказ на проект.
Поскольку мы затронули тему работы, я выразила свои сомнения по поводу того, куда я устроюсь с полным отсутствием голоса. Мэт шутливо пообещал взять меня юнгой на новую яхту «Белая волна», а Иво вполне серьезно предложил мне заниматься его садом.
— Одному садовнику слишком много работы, а ты пойдешь к нему в подмастерья. Ты ведь умеешь ухаживать за цветами… Так что, я уверен, у тебя получится. И потом, — посерьезнел Иво, — насколько я помню, мистер Колчет просил тебя не думать о своей немоте. Я понимаю, что это сложно, но ты постарайся. К тому же ты не одна, и мы с Мэтью тебя не бросим…
Губы Мэтью тронула тень улыбки. Он с уважением посмотрел на Иво, а потом, с легкой ехидцей — на меня. Его взгляд в мою сторону означал примерно следующее: мол, я же тебе говорил, а его фраза только подтверждает мои слова… Я отвела взгляд от Мэтью и надулась. Нечего смотреть на меня глазами всезнающего гуру… Тоже мне, нашелся знаток сердец…
Мэтью почувствовал, что я затаила обиду, и перестал играть глазами. Поэтому я сменила гнев на милость и предложила мужчинам прокатиться на «цепочке» — карусели в виде длинной жерди, к которой на цепях привешены кресла. Правда, уговорить Иво оказалось непростым занятием. Он заявил, что не пустит меня туда, потому что с него хватит моих растянутых связок. Но пять минут уговоров и обещаний, что я буду сидеть, не шелохнувшись и изо всех сил вцепившись в поручни, сделали свое. Иво Видхэм уступил моим мольбам, вот уж правда, что немым…
