Лианна Уилсон - Четвертый жених
Грант колебался. Ни при каких обстоятельствах он не хотел бы видеть Гриффина и Энни снова вместе. Он уверял себя, что просто волнуется за нее и не хочет, чтобы ей снова причинили боль. Гриффин вполне мог бросить ее у алтаря второй раз. Но, с другой стороны, Грант ничего не мог ей предложить — она хочет того, что он не в состоянии ей дать. Энни не для него. Может быть, ей действительно будет хорошо с Гриффином, если тот остепенится и осядет на одном месте. Чувствуя озноб и пульсирующую боль в виске, Грант ответил:
— Помогу.
Глава восьмая
На следующее утро Грант проснулся с ужасной головной болью. Спину ломило, шея затекла и не поворачивалась. К тому же время близилось к полудню.
Он медленно сел и вытянул руки вдоль спинки дивана. Почему он спал здесь? Увидев пустую бутылку из-под шампанского, попытался вспомнить, что он, собственно говоря, праздновал. Грант потер виски — мозг и так отказывался служить ему, а тут еще эта тупая боль.
С трудом заставив себя подняться с дивана, Грант побрел в ванную. Горячий душ прочистит мозги и расслабит затекшие мышцы.
Стащив на ходу рубашку, он бросил ее на пол и… ткнулся лбом в запертую дверь. Что такое?! Грант подергал ручку, и дверь открылась.
Испуганный женский вскрик заставил его застыть на пороге. В голове разом прояснилось. Энни!
Она стояла посреди его ванной комнаты полностью обнаженная. Ее кожа мерцала, как нежный шелк ее халата. Энни схватила ближайшее полотенце и сделала попытку прикрыться им. К несчастью для нее и большому удовольствию Гранта, это оказалось маленькое полотенце для рук.
Его взгляд медленно прошелся по ее длинным загорелым ногам, поднялся выше. Ее живот был таким же загорелым, как руки и ноги, белыми оставались только тонкие полоски от бикини. Тело Энни имело великолепные формы, где положено — выпуклые, где нужно — плоские. Гранта так и подмывало протянуть руки и исследовать их на ощупь, но он не поддался вожделению и не сдвинулся с места, как и подобает истинному джентльмену.
К черту джентльменство! Всю ночь его терзали мысли об Энни и искушали воспоминания о поцелуях. И вот теперь она перед ним. Обнаженная!
Взгляд Гранта остановился на ее груди. От прохладного воздуха соски сморщились, но он помнил, как они, напряженные, касались вчера его груди. Желание стало нестерпимым, и Грант сделал шаг. Кафель холодил его босые ноги, но кровь, с бешеной скоростью несущаяся по венам, была огненной, как лава.
— Грант! Что ты делаешь?
Он замер. Действительно, что он делает? Ведь он обещал Гриффину! Чувство вины подавило все остальные чувства.
— Извини, Энни. Я не привык к компании.
— Ничего, только в следующий раз не забудь постучаться.
— Хорошо.
Плохо! Потому что следующего раза не будет. Он сегодня же найдет ей жилье — подальше от него и его взбесившегося либидо.
— Привет, Берт! — Энни улыбнулась швейцару, выбегая из дома Гранта. Ей требовалось побыть одной, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Ее лицо до сих пор горело, хотя она и пыталась убедить себя, что это от быстрой ходьбы, а не из-за сцены в ванной комнате. — Как дела?
— Отлично, миссис Стивенс. — Эти слова заставили ее резко остановиться. События минувшего дня пронеслись в голове Энни, напомнив, что миссис Стивенс она — ненастоящая. — Идете в город?
— Да, — ответила Энни, заставляя себя воодушевиться открытиями, которые ей сулил Нью-Йорк. — Я никогда раньше не была в Нью-Йорке.
— Тогда вам предстоит увлекательная прогулка. Удачи!
Хорошо бы. Ей необходимо передохнуть от Гранта, от его вида и от собственных мыслей о нем.
— Энни, постой! — Ее догонял Грант. — К чему такая спешка?
Энни передернула плечами и задрала голову вверх.
— Какой чудесный день…
— Гм…
— …и я не намерена терять ни минуты. — На самом деле она больше не могла оставаться взаперти наедине с ним и непрерывно вспоминать утреннее столкновение в ванной. Уже два раза Грант видел ее обнаженной, вернее, полтора. Один раз — почти, лишь в едва прикрывающем ее нижнем белье, а второй — совсем. От этих воспоминаний кожа Энни вспыхнула. Если бы ей тоже удалось увидеть его полностью обнаженным… Нет-нет! Единственно ради того, чтобы сравнять счет. — Я спешу начать мою новую жизнь, — сказала она, ступая на тротуар.
Мимо нее сплошным потоком спешили люди, ревели автомобильные гудки. Энни попыталась глубоко вздохнуть, но едва не закашлялась от странного воздуха, вобравшего в себя множество незнакомых запахов — хот-догов, выхлопных газов, восточных пряностей… Она подняла голову и зажмурилась от солнечных бликов, отражаемых сотней окон двадцатиэтажного здания. Да-а, это определенно не Локетт.
— Кажется, все куда-то опаздывают. Может, я что-то упустил и теперь посещение воскресной школы обязательно для всех?
— Вряд ли, — ответила Энни с усмешкой.
Она перевела взгляд на пожилого мужчину, заговорившего с ней. На нем было надето длинное пальто, несмотря на теплое яркое солнце. Энни кивнула и вежливо поздоровалась.
— Не делай этого. — Голос Гранта звучал сварливо и назидательно, как у нее самой, когда она распекала нерадивого ученика. Он цепко взял ее за локоть и повел по улице, лавируя в потоке пешеходов.
— Чего?
— Разве тебе не говорили, как опасно разговаривать на улице с незнакомцами?
Энни холодно на него посмотрела.
— В чем дело? Ты забылся и снова вошел в роль мужа? Или на этот раз отца?
Грант продолжал цепко держать ее за локоть, как будто боялся, что она может потеряться.
— В Нью-Йорке особенно опасно разговаривать с незнакомцами на улице. Это тебе не Техас, где одни коровы да ковбои. Здесь полно психов и маньяков.
— Грант, тебе следует меньше смотреть ночное телевидение.
— Я смотрю только «Новости». Это не мои выдумки, Энни. — Грант нахмурился и покачал головой. — В Нью-Йорке живут странные люди.
— Как ты? — съязвила Энни и, выдернув локоть, устремилась к уличному продавцу.
Грант догнал ее и схватил за руку.
Энни посмотрела вниз на их сплетенные пальцы. Они выглядели так естественно, так правильно. По ее телу прошла дрожь, и она поспешно вырвала руку.
— В чем дело?
— Если ты голодна, давай позавтракаем нормально, а не хот-догами.
Вспомнив вчерашнее замечание Гриффина, Энни воинственно спросила:
— Ты считаешь, я слишком много ем? — Что?
— Ты тоже считаешь, что я слишком много ем всякой… дряни? — повторила она слова Гриффина.
— Энни, — примирительно произнес Грант. — Все, что бы ты ни делала, приводит меня в восхищение, поверь. А теперь пойдем поедим, я очень голоден.
