Кейт Харди - Прекрасная пара
Холодный душ помог Лиэму восстановить душевное равновесие. Его лицо было спокойным, когда он постучал в ее дверь:
— Готова?
— Да, — кивнула она. — Я собрала вещи. Сдаем ключи?
— Нет, заберем багаж после завтрака.
Лиэм повел Полли в одно из старейших кафе Вены, которое славилось пирожными. Ее улыбка подсказала ему, что Полли обеспокоена: вероятно, опасалась вопроса о шрамах на руках. Но он не собирался давить на нее.
— Я закажу фирменный десерт торт «Захер» и меланж — кофе, похожий одновременно на латте и капучино.
— Звучит заманчиво. Ты действительно хочешь шоколадный торт на завтрак?
Он пожал плечами:
— «Захер» — это нечто большее, чем шоколадный торт. Это же Вена. Пирожные здесь фантастические. Весь ассортимент на витрине, иди и выбери что-нибудь для себя.
Через некоторое время официантка принесла ее заказ — бисквитный торт, прослоенный ягодным муссом, украшенный взбитыми сливками и ягодами свежей клубники.
— Выглядит заманчиво.
Полли попробовала:
— Невероятно вкусно. Хочешь?
— В обмен на кусочек моего.
— Идет.
Улыбка Полли все еще излучала избыточный оптимизм, но она явно успокаивалась. Лиэму нравилось пробовать угощение, которое она подносила к его губам, но он не переставал с грустью думать о том, что у всего этого мог бы быть совсем другой подтекст.
После завтрака Лиэм предложил прогуляться по центру города.
— До чего здесь красиво, — вздохнула Полли на углу Штефанплац, указывая на готический собор. — Смотри, как шпиль врезается в небо.
Лиэм почти забыл о том, как любил Вену с ее просторными улицами, невероятной архитектурой и художественными инсталляциями. Это чувство возвращалось к нему, когда он смотрел на город глазами Полли.
— Не только мы любуемся Веной, — заметил он, указывая на художников, делающих зарисовки уличных сценок.
Неподалеку струнный квартет в костюмах восемнадцатого века играл Моцарта.
— Давай послушаем, — попросила Полли.
— Конечно.
Для Лиэма Вена была столицей музыки. Город дышал ею. Кто бы ни выступал — струнный квартет, джазовое трио или оперные певцы, — музыканты не позволяли себе ни одной фальшивой ноты. После Моцарта зазвучал «Голубой Дунай».
Вальс.
Лиэм взглянул на Полли, подумав, что танец на публике послужит ей хорошей практикой и снимет возникшее между ними физическое напряжение, прежде чем они снова приступят к тренировкам.
— Узнаешь темп?
У нее расширились глаза, когда она поняла намек.
— Мы не можем.
— Это Вена. Здесь все к этому привыкли.
— Но…
Лиэм приподнял бровь:
— Только не говори, что забыла движения.
Полли вздернула подбородок:
— Ничего я не забыла.
— Докажи.
Спустя несколько секунд они уже вальсировали вдоль широкой улицы. К его облегчению, Полли ни разу не споткнулась, идеально делала повороты, безошибочно попадала в такт. Остановившиеся послушать музыку туристы расступились, освобождая им место для танца. Лиэм забыл обо всем, кроме музыки и Полли. Они кружились так же самозабвенно, как накануне вечером в мерцающем блеске свечей бального зала. Когда Полли подняла на него большие карие глаза, Лиэм поцеловал ее. Продолжая вести ее в танце, он ласкал ее губы, пока она не ответила на поцелуй. Он не сразу заметил, что музыка кончилась, а люди кругом аплодируют им.
Он остановился, заметив с радостью, что глаза Полли сияют, а щеки заливает нежный румянец.
— Я сожалею, — прошептал он ей, хотя ни о чем не сожалел.
— Браво! — крикнул один из зрителей.
Лиэму оставалось только поддержать игру. Он поклонился, Полли присела в глубоком реверансе. «Танец может решить почти все проблемы», — подумал он.
Однако защитные барьеры Полли вернулись на место еще до того, как она выпрямилась. В глазах плескалась паника. Лиэм не знал, чем помочь ей, потому что и сам был растерян.
Они вернулись в гостиницу за вещами и отправились в аэропорт. Всю дорогу Полли молчала, погруженная в грустные мысли. Лиэму хотелось вывести ее из этого состояния, но он понятия не имел как.
В Лондоне он настоял на том, чтобы проводить ее до самой двери дома.
— Спасибо, — сказала она. — Никогда не думала, что смогу танцевать вальс. То, что ты сделал, очень много для меня значит.
— Это доставило мне удовольствие.
— Я задолжала тебе объяснение. — Она указала глазами на свои запястья.
Неужели шрамы беспокоили ее больше, чем все, что произошло между ними совсем недавно?
— Ты ничего мне не должна.
— Может быть, зайдешь… выпить вина?
Лиэм воспринял это как сигнал, что Полли готова к разговору, который, возможно, даст ему ключ к тому, что ее сдерживает. И что вообще происходит между ними.
Они вошли в квартиру. Полли бросила сумку в прихожей, проводила его в кухню, налила им по бокалу вина.
— Я порезала вены, когда мне было пятнадцать лет. — Она отвела глаза. — Господи, мне до сих пор стыдно даже произносить эти слова вслух.
Это было понятно Лиэму и по выражению ее лица.
— Ты поддерживаешь отношения со своей семьей? — спросила Полли.
— Время от времени, — признался он. — Они всегда хотели, чтобы я нашел себе нормальную работу. После аварии чуть не свели меня с ума, надеясь вернуть на путь истинный. В конце концов им пришлось признать, что танцы — неотъемлемая часть меня, лучшая часть. Это не сделало их счастливее, но, по крайней мере, они оставили меня в покое.
Полли удивилась:
— Разве они не гордятся тобой и тем, что ты приобщаешь миллионы людей к красоте?
— Наверное, гордятся по-своему. Думаю, все могло быть хуже. Отец отказался бы от меня, если бы я пошел в балет. Правда, после аварии я тоже повел себя с ними нехорошо, оттолкнул от себя. — Лиэм помолчал. — Ты задала вопрос, потому что порвала с родными?
— Я — единственный ребенок в семье. Думаю, меня произвели на свет по ошибке. Мои родители… не очень подходили для этой роли. Им вообще не стоило заводить детей. Мать все время бросала отца из-за его измен, снимала квартиры и увозила меня с собой. Только я успевала привыкнуть к новому месту, родители мирились, и она возвращалась к отцу.
«Значит, жизнь Полли никогда не была стабильной», — подумал Лиэм. Неудивительно, что ее пугала перспектива связать жизнь с человеком, чья работа предполагает гастроли.
— Когда я подросла, все стало еще хуже. Мать стала заводить любовников, чтобы отомстить отцу. Они вечно кричали друг на друга и хлопали дверями. Оба ругали меня за то, что я неуклюжая и все роняю.
