Кэтрин Полански - Найди свою звезду
В костюмерной они были вдвоем, и Энн вдруг захотелось поговорить с Матиасом подольше. В суете последних дней она совсем забыла, как приятно с ним общаться.
— Я тебя не задерживаю?
— Нет, пять минут у меня есть. — Реннер бросил взгляд на часы.
— А говорят, что доброта многих раздражает, — продолжила Энн затронутую тему.
— Не нужно путать доброту с бесхребетностью. Излишняя покладистость раздражает и меня самого.
— Я заметила, что ты — человек решительный… — Энн помолчала и задала давно интересовавший ее вопрос: — А ты волнуешься перед премьерой?
— Конечно, — серьезно ответил Матиас. — Очень волнуюсь. Люди придут слушать и смотреть то, что мы для них приготовили, мы не имеем права их разочаровать. И на мне, как на одном из солистов, огромная ответственность. Это не просто работа, это моя жизнь.
— А что для тебя является наивысшей наградой? — полюбопытствовала Энн.
— Отдача зала, — немедленно ответил Матиас. — Когда люди аплодируют стоя, я счастлив. Значит, сумел донести.
Энн промолчала. Альберт как-то обмолвился при ней, что лучшая награда для артиста — всенародная слава. А вот для Матиаса все по-другому.
— Иногда я тебя стесняюсь, — не удержалась от признания Энн.
— Почему? — искренне изумился Реннер.
— Во-первых, ты знаменитый человек… Правда, рядом с тобой это как-то не важно, однако временами вспоминается, — начала загибать пальцы Энн. — Во-вторых, ты слишком хороший для этого грешного мира — практически ангел на земле.
— О, ты многого обо мне не знаешь! — улыбнулся Матиас. — Я временами делаю страшные глупости. И нехорошие поступки за мной числятся.
— Но ты мне, конечно, о них не расскажешь, чтобы я это не написала в статье, — хихикнула Энн.
— Так… Время свернуть разговор. — Матиас снова взглянул на часы и поднялся. — Прости, английская леди, мне нужно идти. Тебе уже сказали, что ты посмотришь премьеру?
— Нет! — удивленно заморгала Энн. Она была абсолютно убеждена, что весь спектакль ей придется провести за кулисами. Лизбет не раз и не два упоминала, что нужно будет помогать актерам переодеваться, быстро чинить мелкие неисправности и вообще быть начеку.
— У нас в труппе существует правило, — объяснил Матиас. — Новеньким обязательно дают посмотреть премьеру. Когда двери в зал закроют, подойти к Флоре, она старшая над швейцарами, и скажи, что я велел проводить тебя к первому ряду. В этот раз ты одна у нас новенькая, поэтому я взял на себя смелость зарезервировать для тебя место. Оно рядом с Малером, но пусть это тебя не пугает.
Энн задохнулась от восторга и любви к этому замечательному человеку.
— О, Матиас! Спасибо! — Она не удержалась и порывисто обняла Реннера. Тот помедлил секунду, но тут же прижал к себе Энн. — Это… это просто волшебно! Я и не ожидала, что мне так повезет!
Она попробовала отстраниться, но Матиас не торопился отпускать ее.
— Может быть, ты обнимешь меня покрепче, Энн? На счастье? — вполголоса попросил он. — Когда новенькие желают счастья старому составу, это хорошая примета.
— Да? Хорошо. — Энн с удовольствием покрепче обняла Матиаса и положила голову ему на плечо. Она слушала, как ровно стучит его сердце, и вновь испытала прилив нежности к этому человеку. — У тебя все получится, Матиас. Ты чудесный.
— Спасибо, — шепнул он ей на ухо. Теплое дыхание коснулось кожи Энн, и по спине ее пробежала дрожь.
— Хочешь, я тебя еще и поцелую на счастье? — расхрабрилась девушка. — Подставляй щеку!
Матиас засмеялся и выполнил требуемое. Энн мягко прикоснулась губами к щеке Реннера и невольно закрыла глаза. Продлить бы это мгновение… Но неприлично так виснуть на мужчине, тем более женатом. Интересно, его супруга будет на премьере? За все время знакомства Матиас ни разу о ней не упомянул.
Энн осторожно отстранилась. Матиас смотрел на нее немного странно.
— Все в порядке? — на всякий случай осведомилась девушка.
— Теперь да, — усмехнулся Реннер, потом снова бросил взгляд на часы, развел руками — дескать, деваться некуда, придется идти, — и поспешно покинул помещение. Кажется, слишком поспешно. Не успела Энн задуматься над странностями поведения звезды мюзикла, как на пороге появилась Лизбет.
— Вы с Матиасом не поссорились? — озабоченно спросила она. — Он вылетел отсюда как ошпаренный.
— Он опаздывает. — Энн невольно приложила руку к губам. — Лизбет, а если новенький в труппе целует кого-то из старого состава на счастье, это и вправду хорошая примета?
— Примета? — удивилась Лизбет. — Никогда о такой не слышала. Но, наверное, хорошая… Подай мне, пожалуйста, костюм Мартини.
Матиас сидел перед зеркалом в гримерной и ничего не делал. Руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, глаза были полузакрыты. Последние минуты перед спектаклем. Он всегда просил всех оставить его в покое на несколько минут, и его просьбу уважали. Он должен сосредоточиться, вжиться в образ, перестать быть собой и стать тем, кого ему предстоит петь. Перенестись в другую эпоху, в иное время, и провести за собой в эту историю множество людей. Сегодня он будет петь как никогда раньше. Так он всегда говорил себе перед спектаклем. Сегодня он будет петь для Энн.
Матиас не отдавал себе в том отчета, но то, что Энн будет смотреть на него из первого ряда, заставляло сосредоточиться, помогало ему. Англичанка и не подозревает, что своим невинным поцелуем в щеку вызвала у настроенного на премьеру Матиаса бурю противоречивых эмоций — но это оказалось к лучшему. Овод — человек, терзаемый страстями, он любит и ненавидит одновременно, но любит неизмеримо больше и сам себя казнит за эту любовь. Матиас никогда не пел для Ирмы, потому что она ни разу не была на его спектаклях. Ирма любила повторять, что Матиас ценен ей как человек, а не как популярный исполнитель, однако Реннер не отделял себя от своей работы — а Ирма желала, чтобы отделял. Она не слышала музыки, которая постоянно в нем звучала. Может быть, именно поэтому у них все так сложилось. Ирма не виновата, виноват он.
Впрочем, не стоит сейчас думать о ней. Мужчина открыл глаза и посмотрел на свое загримированное лицо в зеркале. Матиас Реннер исчезал, уходил, и появлялся другой человек: сначала — наивный юноша Артур, и затем — жесткий, непримиримый Овод.
Матиас пружинисто встал и пошел на сцену.
Энн пробралась на свое место, когда в зале уже погасили свет и раздались первые аккорды увертюры. Флора, добрая душа, проводила девушку к первому ряду и ретировалась к дверям — наблюдать за порядком в зале. Видеосъемка и фотосъемка были официально запрещены, только у противоположной стены стоял фотограф, которому предстояло сделать несколько снимков с премьеры для официального сайта. Энн слышала уже весь мюзикл полностью, видела часть костюмированного прогона, но все это тогда было будто ненастоящее — репетиция, она и есть репетиция, в зале присутствовали только свои. Теперь же зал был полон людей, которые затаили дыхание, ожидая, когда раздвинется занавес, и девушка переживала — как они воспримут мюзикл, понравится ли им? По правую руку от Энн сидел Вольф Малер, рядом с ним — Эдмунд Фриз, композитор, но девушка лишь едва отметила их присутствие и тут же забыла о них. Занавес разошелся в стороны с мягким шорохом, открыв взорам зрителей монастырский сад в Пизе. Журчал настоящий фонтан, а на краю фонтана сидели Матиас и Альберт — Артур-Овод и Монтанелли…
