Жаклин Топаз - Водоворот
Может быть, Клинтон тоже почувствовал, что вечер последний. Иначе свой роскошный подарок «жене» не сопроводил бы такой многозначительной миной. А подарок был воистину царский:
— Раз хозяев нет, едем ужинать в Париж!
Отдохнувшая, одетая в свое любимое аквамариновое вечернее платье, она вышла из машины в прохладу парижского вечера. Улица Гюстава Флобера имела элегантный вид; Пола, заметив, как выжидающе на нее посматривает Том, поняла, что выбранный им ресторан один из известных.
Он ждал ее реакции и был сполна вознагражден — счастьем светилось лицо молодой женщины. Они вошли, неслышно ступая по коврам рыжевато-коричневого оттенка. Тут царила атмосфера сдержанной роскоши. Старинная мебель, кружевные занавеси сводчатых окон, свежие цветы на каждом столике…
Метрдотель проворно провел их к отдельному столику в алькове и, прежде чем удалиться, подал Клинтону карту вин.
— Изумительно, — сказала Пола, с интересом оглядываясь вокруг. — Какая интимная атмосфера.
— Рад, что ты это заметила. — Том с теплой улыбкой поднял глаза от карты.
Еда была великолепной — бриоши с утиной печенкой, изумительное блюдо с замысловатым названием из морских моллюсков и огромный выбор десертов, которые привели бы в состояние шока приверженцев рациона для похудания.
— Ты часто сюда приходишь? — спросила Пола.
— Каждый раз, когда бываю в Париже. — Клинтон откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на голубоглазую собеседницу.
— Думаю, я не очень-то много о тебе знаю, — заметила та. — Во всяком случае, твои миллионы дают возможность не отказывать себе в удовольствиях. Ты, судя по всему, и не отказываешь…
— Что правда, то правда. Даже, может быть, слишком. — Том положил руки на скатерть. — Когда у меня впервые появились собственные деньги, то я как с цепи сорвался — путешествовал, покупал машины, делал то, о чем всегда мечтал. И не жалел о тратах. Мне почему-то казалось, на что-то стоящее деньги всегда найдутся.
— Например, на что? — поинтересовалась Пола.
— Ну, у меня хватает заманчивых проектов, — уклончиво ответил тот. Затем наклонился вперед и мягко произнес: — Если говорить о заманчивых проектах, то ты, определенно, один из них.
Когда он взглянул на собеседницу, в глазах его читалась нежность. Да, глаза выдавали, что он тоже ощущает возникшую сейчас между ними особую связь. Они перестали быть боссом и подчиненной, миллионером и уборщицей. Только мужчина и женщина!
Том дотронулся до лежащей на столе руки Полы, и между ними пробежала искра. Внезапно ушло ощущение соблазнительной интимности. Нет, в помещении слишком много людей.
— Пойдем? — спросил мужчина. Женщина согласно кивнула.
И вот они снова едут в поместье д'Арманов. На этот раз молча, но понимая друг друга с полувзгляда. Голова ее чуть-чуть кружилась. Но это из-за того, что Том так близко, а вовсе не от выпитого вина.
Когда они приехали, не было видно ни Жака, ни Симоны. Пола направилась к лифту, но Том удержал ее за руку.
— Не торопись подниматься. Мне так сейчас хочется пройтись с тобой по саду.
Она послушно двинулась за ним к двери, ведущей в сад.
Здесь все дышало свежестью, ночной воздух благоухал ароматом роз. Меж цветущими кустами вилась белая гравиевая дорожка. С неба на красивую пару благосклонно взирала луна.
— Почти полнолуние, — заметил Том. — Наверняка это любезно устроил наш хозяин.
Пола рассмеялась.
— Разве все во Франции подчиняется ему?
— Возможно… Но только не я!
— И не я! — Она круто повернулась и взяла Тома за руки. — Вот бы сейчас заиграл оркестр и мы пошли бы танцевать. Только мы и никого больше.
— Мадам, ваше желание для меня закон. Хор Клинтона к вашим услугам. — И, отвесив ей низкий поклон, начал напевать вальс «Голубой Дунай».
Том положил ей руку на талию, и они, вместе напевая, стали кружиться на плотно утрамбованном белом гравии. Кружась по саду, Пола почувствовала себя в каком-то другом мире. Мире, где были только они двое, теперь и навсегда.
И вот уже Томас притянул партнершу к себе и прошептал:
— Знаешь, мне почему-то стало сейчас очень грустно. Ты действительно должна завтра ехать домой, Пола? Мне бы хотелось, чтобы ты осталась.
Она уткнулась лицом в шелковый отворот пиджака.
— Господи, как бы хотелось остаться здесь навсегда! — призналась она. — Но я не могу. Тебе трудно это понять…
— Трудно понять? — Он приподнял ее подбородок. — Ты порывистая, но, когда нужно пойти на обдуманный риск, легко пугаешься, правда?
Может быть, он и прав. Ей подобное никогда не приходило в голову. Знала, что не робкого десятка, но перспектива остаться с этим далеко не безразличным ей человеком вдвоем на уединенной вилле вызывала опасения.
— Вот ты говоришь об обдуманном риске, а я полагаю, что речь идет о неизбежном крахе… Разные вещи, правда? — Она прямо смотрела в янтарные глаза. — Я не восемнадцатилетняя девчонка, только что окончившая школу. И давно уже не думаю, что раз мне этого хочется, то весь мир будет у моих ног.
— Тебе нужен не весь мир, а только маленький кусочек неба. — Его губы щекотали копну за ухом. — С одной-двумя звездочками. Может, даже с кометой, если повезет.
— Кометы сгорают, — последовало печальное возражение.
— Все, в конце концов, умирает. Жизнь всего лишь временное состояние.
— О, Том! — Пола отпрянула от него. — Все это замечательно — весь этот разговор о призраках, звездах, о риске. Но я уборщица, ты не забыл? Мне знакомы куда более реальные картины, когда с утра бутылки из-под шампанского валяются на полу, в камине полным-полно пепла и везде разбросана смятая одежда, которую нужно подобрать и отдать в прачечную.
— Так вот как ты смотришь на жизнь? — Том недоверчиво покачал головой. — Перестань, Пола, ты совсем не такая, как тебе самой кажется. Я сам виноват — заговорил о смерти и о прошлом. Давай еще потанцуем.
— Хорошо, — неохотно согласилась та. Была бы у нее отдельная комната, легко можно было оборвать ненужный разговор и уйти. А сейчас пугала сама мысль, что им неизбежно придется отправиться в их общую спальню.
Том стал мурлыкать «В один прелестный вечер», и они вместе пропели песню. За ней, естественно, последовали «Юная, как весна» и другие мелодии Роджерса и Хаммерстайна.
К тому времени, когда импровизированный концерт закончился и Клинтон повел молодую женщину к дому, у той настроение несколько улучшилось.
— Мне никогда не было по-настоящему легко с женщинами… пока тебя не встретил, — заметил Том, когда за ними затворилась дверь комнаты и они остановились, освещенные мягким светом лампы. — Только представь: я — и напеваю песни, чтобы под них танцевать, — немыслимо!
