Мартин Гейл - Тайные желания
Услышав шум подъезжающего грузовичка, Кэтрин ощутила, как ее сердце провалилось куда-то в пятки, как у ребенка, прыгнувшего с «тарзанки». Как тут держать себя в руках, если она так бурно реагирует на одно приближение Лукаса?
— Ты рада меня видеть? — спросил он, неожиданно появляясь со стороны заднего крыльца.
— А что, есть причина? — парировала Кэтрин, удачно изображая беспечность.
— Просто я вижу на твоем лице очень милую и хитрую улыбку.
— Ах, вот что… — Кэтрин судорожно пыталась найти достойный ответ. — Я тут представляла, как ты падаешь с лестницы.
— Ага, а сама собиралась потом дежурить у моей постели и своими заботами вернуть меня к жизни.
Кэтрин покачала головой.
— Нет, я оставила бы тебя на растерзание стервятникам, а сама нашла человека, который закончил бы работу за тебя.
Лукас рассмеялся и пошел на кухню. Кэтрин следом за ним, удрученная собственным злым юмором. Лукас налил себе кофе, облокотился на стойку, сжав чашку в ладонях, и посмотрел поверх поднимавшегося из чашки пара прямо на Кэтрин.
Ее тут же охватило чувство вины.
— Ладно, считай, что меня здесь нет. Все равно мы проделали огромную работу за неделю.
Лукас только кивнул и осторожно отпил из чашки.
— Какие новости от Иды? — поинтересовался он.
— Врач сказал, что выпишет ее на следующей неделе, а потом дважды в неделю ее будет обследовать терапевт.
Лукас приподнял брови.
— Мы успеем? — спросила Кэтрин.
— Не вижу, почему нет… если ты справишься со своей частью работы.
Легкая усмешка углубила морщинки по углам его рта.
— Со своей частью работы?
— Которая заключается в том, чтобы не путаться у меня под ногами, — пояснил Лукас, — потому что я не могу сосредоточиться, когда ты поблизости.
Сердце Кэтрин понеслось вскачь. Она вытерла вспотевшие ладони о брюки и не сразу нашлась, что сказать.
— Это я могу устроить, — наконец пообещала она.
— Хорошо, — только и ответил Лукас, поставив чашку в раковину, и прошел мимо Кэтрин на крыльцо.
Она сполоснула чашки. Потом отключила кофеварку и направилась вслед за Лукасом.
Лукас стоял возле ванной, открывая банку с переливчато-зеленой краской. Бабушке Брайтон очень нравился именно этот цвет, и Кэтрин обошла не один магазин, прежде чем нашла то, что хотела.
Лукас помешал краску деревянной палкой, и в воздухе разлился резкий запах.
— Включи вентилятор, — попросил он, положил палку на крышку — и был таков.
Кэтрин передвинула банку и газеты в ванную и последовала совету Лукаса. Потом взяла кисточку и вздохнула с облегчением, поняв, что осталось сделать совсем немного. Нежно-зеленый цвет оживит строгие белые стены. Бабушке понравится. И Кэтрин начала красить.
Нанеся последний штрих, Кэтрин в восторге от своей почти профессиональной работы сделала шаг назад и удовлетворенно кивнула.
— Совсем неплохо, если хотите узнать мое мнение. Гордишься собой?
Кэтрин подпрыгнула от неожиданности, развернулась на месте, и ее кисть мазнула Лукаса по груди.
— Ты меня напугал, — выдохнула она, глядя, как зеленое пятно расплылось на его безупречно белой футболке.
Лукас тоже опустил взгляд.
— Спасибо. Ты добавила цвета в мое существование.
Он обхватил ее запястья и привлек к себе, так что кисть оказалась зажата между ними.
Кэтрин откинула голову, взгляд ее скользил по лицу Лукаса, все тело дрожало.
— Мы же договорились, — прошептала она.
— Я знаю, — согласился он. — Я лишь демонстрирую свои дружеские чувства.
На его лице появилось такое несчастное выражение, что Кэтрин перестала волноваться и рассмеялась. В уголках рта Лукаса появилась едва заметная усмешка, голод же в его глазах был отражением ее собственного.
Кэтрин взглянула на кисть, которая оставила зеленое пятно и на ее желтом топе. Она потянула кисть наверх, и тут Лукас поймал ее руку.
— Тебе тоже стоит раскрасить свою жизнь поярче, — проговорил он и, прежде чем Кэтрин что-то поняла, поднял ее руку с зажатой в ней кистью и коснулся сначала щеки, а потом и носа Кэтрин. В ответ Кэтрин со скоростью молнии выдернула руку и мазнула Лукаса по подбородку.
Глядя в его испачканное лицо, она, к своему удивлению, почувствовала, что напряжение между ними ослабло.
— А тебе идет зеленый цвет, — заметила она, представляя, как глупо они должны сейчас выглядеть.
— Тебе тоже.
Он наклонился к ней ближе, и Кэтрин задержала дыхание. Но он не стал целовать ее в губы. Верный данному слову, он лишь потерся кончиком носа об ее нос. Когда Лукас отодвинулся, пятно краски украшало и его нос.
Неожиданно Кэтрин охватило чувство разочарования. Чтобы Лукас не заметил его, она мазнула пальцем по его носу, еще больше размазав краску.
— Извини, — произнесла она.
— Она латексная, — объяснил Лукас и улыбнулся.
— Что?
— Краска — латексная. Она смывается водой. Залез в душ — и все в порядке.
— Точно, — ответила Кэтрин, в то время как в голове у нее уже рождалось видение, о воплощении которого в жизнь она могла только мечтать.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Окутанный паром, обуреваемый заботами и желаниями, Лукас стоял в душе, думая о Кэтрин, которая сейчас тоже смывала со своего тела краску в ванной этажом ниже.
Горячие струи текли по его телу, но не могли смыть с души Лукаса отчаяние. А что он мог поделать? Он и так уже слишком долго боролся со своими чувствами. Он — мужчина. Она — женщина. Подруга или любовница… или жена.
Лукас так долго твердил себе, что никогда не женится. А теперь уж не раз и не два порывался пересмотреть свое решение. Кэт заслуживала любви, она просто создана для нее.
Лукас подумал о родителях и сестре Кэтрин. Каковы у нее отношения с ними? Она мало что говорила о родных, но, когда говорила, Лукас явственно различал в ее голосе обиду и негодование. Нет, родители, по всей видимости, уделяли ей достаточно любви. Это сама Кэтрин возвела вокруг себя защитную стену, и, наверно, только время сможет ее разрушить.
Да, Кэтрин была резкой, строгой и язвительной женщиной — но только до тех пор, пока не оказывалась в его объятиях. Тогда она становилась мягче воска. Нежная и красивая, как одна из бабочек, порхающих в саду над цветами.
И такая же пугливая и настороженная, добавил бы он.
Смыв шампунь с волос, Лукас потряс головой, как мокрая собака, и выключил воду. Вытерся полотенцем, затем стер пар со стекла, всмотрелся в свое лицо. Он — сын своего отца, но не его копия. В отличие от Джеймса Тэннера он может стать хорошим мужем… и отцом.
