Джульетта Армстронг - Цветущая долина
— У меня «молния» на платье застряла. Я ждала тебя, чтобы ты ее расстегнула. Я знала, что ты должна скоро приехать, хотя машина Стивена так медленно тащилась.
Пенни начала бороться с «молнией».
— Если ты снимешь свое топазовое ожерелье, мне будет легче с ней справиться, — сказала она. — Я тебе его расстегну, если хочешь.
— Нет, оставь. Оно мне очень дорого.
— Оно правда очень красивое, — призналась Пенни.
— И очень дорогое! — Глория заколебалась. — Это Стивен мне подарил, когда я сказала ему, что буду в желтом платье. Он всегда считал, что мне идет этот цвет. Очень щедро с его стороны, правда?
— Очень. — Пенни сказала это холодным тоном. Какое ей было дело, в конечном счете, какие подарки дарит Стивен своей блистательной кузине? Но во всех его поступках — и в его словах — была какая-то непонятная таинственность, которая ее очень обижала.
Притворялся ли он, когда отзывался о Глории так уничижительно? И если да, зачем ему это понадобилось?
Она принесла крошечный флакончик с миндальным маслом из ванной комнаты и, капнув крошечную капельку на упрямую «молнию», легко расстегнула ее.
Глория поблагодарила ее и, встряхнувшись, сбросила с себя прелестное воздушное платье, которое упало к ее ногам золотистым ворохом.
— О да, Стив знает мои вкусы. Уж он-то понимает, что мне гораздо приятнее получить ювелирные украшения в подарок, чем какую-нибудь скучную глупую книжку про деревья. Только никому этого не говори, а в первую очередь Стиву. Он такой странный человек…
— Моя дорогая Глория, меня совершенно не касается, что делает Стивен, — с мертвенным безразличием сказала Пенни. — Теперь ты свободна, и мы обе можем идти спать.
Глория зевнула и потянулась.
— Свободна — ах, какое приятное слово!
Ворочаясь среди ночи в постели, Пенни никак не могла отвлечься от мыслей о Глории и Стивене, и дождь снова стучал в ее окно.
Она прекрасно знала, что Глория соврет, если ей нужно, не моргнув глазом. Но она не стала бы так нагло врать там, где ее легко было в этом уличить и проверить, — это было не в ее характере.
«Хотя, конечно, она прекрасно понимает, так же как и я, что из Стивена невозможно что-нибудь вытянуть, если он не хочет об этом говорить, даже если человек имеет право задавать ему такие вопросы. А я, естественно, такого права не имею».
Пенни сделала огромное усилие, чтобы перенестись мыслями от Стивена к Эрику — вот уж кто всецело принадлежал ей. К его милым, мальчишеским чертам характера, его страстному желанию сделать карьеру в поп-музыке. Но мысль ее неизменно возвращалась, непонятно почему, к топазовому ожерелью.
Когда и как Глория могла сообщить Стивену о своем намерении надеть желтое платье? Она, по ее собственным словам, решила это в последнюю минуту, а Стивена тогда не было в деревне — он был в горах, в лесу. Даже он не смог бы найти ожерелье среди деревьев и кустов!
В этот момент Пенни почувствовала, как в ней закипает злость, уже не на Глорию или Стивена, а на собственную глупость.
«Пенни Фостер, это тебя совершенно не касается, — сурово сказала она себе. — Возьми себя в руки и перестань думать о вещах и людях, которые не имеют к тебе отношения. Прекрати немедленно!»
Странно, но, как будто послушавшись ее строгого приказа, ливень за окном прекратился с обычной внезапностью тропических дождей.
Она улыбнулась, несмотря на свои тревоги, свернулась калачиком под одеялом и вскоре сладко уснула.
На следующий день было воскресенье, и Пенни проснулась уже при свете дня под перезвон колоколов, доносившийся от белой церкви невдалеке.
В комнату ввалилась Перл с чашкой кофе и сразу предупредила, что она опоздает на службу, если не поторопится. Было уже начало одиннадцатого, и, хотя сейчас девочки ходят по улицам почти неодетые, не побежит же она в церковь в коротенькой, просвечивающей насквозь ночнушке.
Пенни еле сдержалась, чтобы не накричать на Перл.
— А ты позаботилась о том, чтобы и Глорию тоже разбудить? — спросила она, выскакивая из постели и проводя расческой по взлохмаченным волосам. Так как Перл на это только хмыкнула, она беззаботно продолжала: — Прости, что приходится тебе это говорить, Перл, дорогая, но у тебя нет мужества. У тебя просто не хватает смелости пойти к ней в комнату и вытащить из постели. Или, может быть, ты считаешь, что она уже настолько хороша и добродетельна…
Перл подала ей халатик.
— Да по мне, пусть она хоть в аду хореть, эта Хлория, мне наплевать! Туда ей и дорога. Только вы не ховорить ей, что моя так сказать. Правда небось глаза резать! А теперь ступайте-ка в душ, моя рыбонька.
После многолюдной утренней службы в воскресенье возле церкви всегда болталось много молодых людей, и, когда появилась Пенни со своими родителями, от толпы отделился Эрик и подошел к ним с заискивающим выражением на лице.
— Тебя-то мне и нужно было увидеть! — воскликнул он после короткого обмена приветствиями с Дейлами. — Сегодня после девяти я получил от Тома Переса телефонное сообщение, он просит меня приехать в гостиницу на ленч. Меня хочет видеть Мануэль Лопес.
— А как же Глория и Джо?
— Я тоже спросил о них у Переса, но он сказал, что Лопес просил приехать только меня. — Он поколебался. — Мне так хотелось бы взять тебя с собой, но тебе будет там ужасно скучно. Но я немедленно приду к тебе, как только вернусь.
Пенни улыбнулась:
— Я не против. Удачи, дорогой!
И Эрик ушел.
— Я сейчас сразу не поеду домой, — сказала Пенни родителям. — Зайду к Марсденам, поболтать с Сибил.
— Хорошо, передай от нас привет.
Сибил, как всегда, была рада увидеть Пенни. Она заканчивала готовить бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками, — любимый десерт ее матери. Около двенадцати собирался зайти Джо выпить чего-нибудь прохладительного. Она также не исключала, что к ней могут скоро заглянуть Стивен с Питом.
Пенни, которой хотелось поговорить с подружкой с глазу на глаз, была слегка разочарована этими известиями. Но она решила быстро поделиться новостями и повторила ей то, что рассказал Эрик, перед тем как уехать в Порт-Леон.
Сибил отвлеклась от украшения десерта вишенками.
— Мне так жаль бедного Джо, — сказала она тихо. — А что касается Эрика, я нисколько не удивлена. Он значительно продвинулся за то время, как они начали репетировать вместе. — Она помолчала. — Было бы намного хуже, если бы все произошло как раз наоборот. Эрик более ранимый, чем любой из братьев Родригес.
— Я знаю. У него не было такого спокойного счастливого детства. Я все еще помню его нервным заикающимся подростком.
