Марта Поллок - Снежное танго
Она вела тихую, размеренную, умеренно-напряженную жизнь, все эмоции тратила на работу, и все ее устраивало… Пока вчера вечером не повстречалась с Феликсом Миллингтоном Л. Миллингтоном.
Феликс засопел, повернулся на бок и начал храпеть — сначала тихо, а потом все громче.
Гвендолин улыбнулась от неожиданного умиления. Храп мужчины показался ей вдруг прекрасной и гармоничной музыкой. И когда звук внезапно оборвался, перепугалась, вспомнив о людях, умерших из-за храпа во сне, и начала шлепать его по щекам.
Мгновением позже Феликс уже душил ее, сомкнув железные пальцы на шее.
— Я его спасаю, а он меня же в благодарность пытается жизни лишить, — вырвавшись, прошипела Гвендолин.
— Спасаешь? Меня? — Разбуженный столь странным образом Феликс в недоумении уставился на молодую женщину. — Да ты меня до смерти напугала, вот что ты сделала!
— Ты меня тоже напугал. Я боялась, что ты дохрапишься до мира иного.
— Я храпел? Прошу прощения.
— Не извиняйся. Просто у тебя носик слишком маленький для твоих легких…
— Никогда не думал, что храп может играть такую роль в жизни людей. — Феликс потерся носом о плечо молодой женщины. — Ты сурова к украшению моего лица, о, справедливая Гвендолин Снайдерсон! Придется теперь доказывать, что длина моего носа ничего общего не имеет с громкостью моего храпа.
— Я верю тебе, верю. А теперь можешь вместе со своим носом возвращаться на свое место… и постарайся не храпеть.
Феликс задумался.
— Уже не хочется, — сказал он. — Мне понравилось держать тебя в руках.
Его пальцы скользнули в направлении ее груди.
— Самое время удостовериться в наличии эрогенных зон.
Он был уже сверху и ласкал ее соски.
— Гляди-ка: не соврали астрологи.
Гвендолин почувствовала, как по телу разливается блаженное тепло, и, стараясь не поддаваться слабости, обиженно произнесла:
— Так нечестно. Я-то не знаю твоих эрогенных зон.
Феликс шутливо и нежно, укусил ее в подбородок.
— Ты уже нашла одну из них — это мои щеки, — сообщил он и припал губами к ее рту. — Ты мысленно ласкала меня с первой же минуты нашей встречи. Я это чувствовал, и мне это льстило.
Феликс расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки.
— О лучшей женщине я и мечтать не мог, — сказал он хрипло.
Гвендолин почувствовала себя зачарованной. Губы мужчины скользили по атласу ее грудей от соска к соску, и у нее не было сил даже пошевелиться.
— Феликс, прошу… — вырвалось у нее, но руки вместо того, чтобы отталкивать, стали гладить его сильное мускулистое тело.
— В одном я был не прав, — пробормотал он, зарываясь лицом в ложбинку между ее грудей. — Ласкать тебя еще приятнее, чем наслаждаться созерцанием…
Он снова припал к ее рту, и язык его, раздвинув ее губы, проник внутрь.
Гвендолин порывисто прижала к себе его голову, словно боясь, что поцелуй может прерваться. Она чувствовала себя странно возбужденной, тело била крупная дрожь.
— Наши губы подходят друг к другу, как две части хитроумной головоломки, — пробормотал Феликс, отрываясь и нащупывая рукой ее трусики. — Мне прямо-таки не терпится собрать ее всю… Я готов быть с тобой вот так хоть всю жизнь, — шепнул он и укусил ее за мочку уха.
Гвендолин словно ледяной водой окатило.
— Что… что ты сказал? — спросила она, моментально трезвея.
— Всего лишь то, что влюбился в тебя, — медленно ответил Феликс.
— Ты… ты с ума сошел?
— Нет, я в здравом уме и твердой памяти, и я люблю тебя, Гвендолин Снайдерсон… — растягивая каждый слог, произнес Феликс. — И мне радостно говорить тебе это.
— Послушайте, мистер вице-президент. Вам не кажется, что влюбиться в кого бы то ни было за тридцать шесть часов знакомства — это чересчур?
Мистер вице-президент несколько секунд обдумывал ее слова. Наконец он спросил:
— Ты не веришь в любовь с первого взгляда?
— Не верю.
— А сколько тебе нужно времени, чтобы влюбиться?
— Черт возьми, дурацкий вопрос! — Гвендолин отпихнула его и села на подушках, запахивая рубашку.
Феликс доверительно положил подбородок ей на плечо.
— Ты не можешь ответить?
— Не могу и не хочу!
— Это можно понимать так, что и ты в меня влюбилась?
Гвендолин прикусила нижнюю губу и на миг задумалась.
— Будь честен с самим собой, Феликс Миллингтон, и признайся, что любовью здесь и не пахнет. — Молодая женщина нервно передернула плечами. — Это всего лишь игра воображения. Лишенный возможности нежиться на золотом песке пляжа, омываемого синими волнами Карибского моря, ты, осознанно или неосознанно, ухватился за другое развлечение, то, что оказалось под рукой.
Феликс задумчиво поскреб подбородок.
— Полагаешь, что я всего лишь развлекаюсь?
— Вот именно. Столкнувшись с разочарованием, человек стремится чем-то возместить потерянное, как-то себя вознаградить за отрицательные эмоции. Если рядом оказывается мало-мальски привлекательная женщина, то свое влечение он тут же высокопарно называет любовью или страстью.
— Боже, какой бред! Я прямо-таки вижу перед собой тетю Матильду.
Гвендолин чуть было не выругалась, но в последний момент спохватилась.
— Обдумай то, что я тебе сказала, — терпеливо посоветовала она.
— Гм… пожалуй, это все стоит обдумать.
— Давай. Утро вечера мудренее. Отдохни, приведи в порядок мысли, и ты поймешь, что едва не стал жертвой кратковременного приступа безумия. Что едва сам себя не обманул.
Феликс зевнул и улегся на свою половину.
— Может, ты и права. — Он снова зевнул и натянул портьеру по самые плечи.
Гвендолин взбила подушку и опустила на нее голову. Конечно же, я права, подумала она. Влюбиться за два дня просто невозможно. А если и можно, хоть в это и трудно поверить, — надо бороться! Мне противопоказано влюбляться в мужчин, особенно в таких, как Феликс Миллингтон!
Грозно нахмурившись, она сложила руки на груди, но тело все еще ныло от ласковых прикосновений Феликса. И чем сильнее старалась она стереть эти ласки из памяти, тем живее их воображала… И вот уже невидимые руки снова ласкали, а губы осыпали градом поцелуев. Ее тело жаждало любовной игры, и было готово к ней, но ум… ум, увы, оставался, холоден и непреклонен.
Утром Гвендолин проснулась с тяжелым сердцем и больной головой. Настроение упало еще больше, когда по радио сообщили:
— Снежный покров достиг высоты одного метра. Ветер дует с порывами до восьмидесяти километров в час. На дорогах заносы и гололед, видимость не более двух метров. Температура…
У нее вызвало раздражение то, что Феликс совершенно не к месту был весел, что он принес ей завтрак в постель. Ей не нравилось, как он смотрит на нее, злила его заботливость. А улыбка, большие голубые глаза, красивое гладко выбритое лицо и атлетическая фигура — все вызывало сейчас только недовольство… Быть может, потому, что ночь она провела в мечтах об этом человеке?..
