Александра Торн - Зной пустыни
Шесть часов без перерыва Алан гнал машину на восток. Он читал названия мест на своей карте, и его тоска рассеивалась: Мескаль, Тексас, Каньон, Апачи-Пасс, Дос-Кабесас, Педрегосас. Даже название Аризона происходит от индейского слова «аризонак» — маленькая весна. Здесь кочевали его предки. Суровая земля не прощала слабости, но он любил ее.
Не доезжая Уилкокса Алан свернул на узкую асфальтовую дорогу номер шестьсот шестьдесят шесть. Справа уже виднелись мощные вершины Драконовой горы, похожей на бронированный хребет динозавра. Это и была цель его путешествия. Горы манили, и он сильнее надавил на акселератор. Машина рванулась вперед. В зеркале Алан увидел, как угрожающе накренился прицеп, в котором он вез свою лошадь, и, чтобы не нервировать благородное животное, сбросил газ. Через двадцать миль он будет на месте.
Ночью, потрясенный увиденным в спальне Лиз, он несколько часов бесцельно колесил по округе, а на рассвете собрался в дорогу, прицепил к машине прицеп и загнал на него свою Одии. В лунном свете белогривая кобыла выглядела мистической лошадью из индейских легенд. Когда Алан пошел домой переодеться, Одии жалобно заржала. Надев джинсы, замшевую рубашку и кожаную куртку, он растолкал крепко спавшего Хэнка.
— Что случилось? — ошалело спросил тот.
— Нам надо поговорить.
С быстротой, которой трудно было ожидать от человека его возраста и телосложения, навахо спрыгнул с кровати и потянулся за пижамой.
— Который час?
— Четыре.
— Утра? — уточнил Хэнк. Алан кивнул. — Прости, я ждал тебя до двух, а потом решил…
Конечно, он решил, что Алан остался у Лиз.
— Ты здорово ошибся.
Хэнк вдруг обратил внимание на одежду друга.
— Ты куда-то собрался?
— Вот об этом-то я и хочу с тобой поговорить. Давай выпьем кофе. Я на время уезжаю из города. Поживу в Стронгхолде, мне надо развеяться, — сказал Алан, когда они сели за стол.
— Да, тебе надо прийти в себя, — поддержал его Хэнк.
— Я прошу тебя стать моим дилером и забрать картины из галереи Кент.
— Хорошенькое развлечение.
Алан не мог объяснить Хэнку, почему хочет убраться из жизни Лиз и заодно из ее картинной галереи.
— Разве у тебя нет контракта с Лиз? — В голосе друга звучало беспокойство, взгляд стал колючим.
— Он закончился пять лет назад, но мы думали, он нам не нужен… — Алан умолк.
Пять лет назад они с Лиз так любили друг друга, что им даже в голову не пришло подписывать формальное соглашение.
— Черт, я же ничего не понимаю в деловой стороне искусства. Может, тебе следует обратиться к кому-нибудь еще?
Алан отрицательно покачал головой.
— Я никому не доверяю.
— А вдруг я поведу себя с королевской щедростью, и ты потеряешь свои деньги.
— Черт с ними. Позвони Лиз и скажи ей о моем решении. Я не хочу с ней встречаться.
Хэнк неохотно согласился, проводил друга к машине и, обняв на прощание, пожелал ему счастливого пути.
На этот раз Алан ехал осторожно. Он чувствовал себя больным и разбитым, его тошнило, словно он наелся дряни и искупался в грязи. То же самое он испытывал, когда ползал по непроходимым дебрям, убивая вьетнамцев, которые расово были ему ближе, чем товарищи и командиры. Апачи не воспринимают жизнь с легкостью. Алан верил, что дух убитого противника гораздо опаснее живого, хорошо вооруженного врага, что желание убить — это болезнь, лихорадка, будоражащая кровь. Он пережил такое во Вьетнаме, а вчера ночью болезнь чуть не поразила его снова. Вчера ему опять захотелось бить, разрушать, причинять боль. В какой-то момент он готов был ворваться в спальню, швырнуть Рика на пол, убить обоих.
Ярость — сумасшествие, и поддавшись ей, он перестал гармонировать с природой, а только природа сможет исцелить его. В прежние времена шаман подверг бы его очищению. Но теперь в Аризоне уже мало таких целителей. Что поделаешь, двадцатый век. Чтобы не сойти с ума, Алану необходимо покинуть Скоттсдейл.
С трудом двигаясь по грунтовой дороге к Стронгхолду, он думал о кочизах, которые пытались жить с белыми мирно и, конечно, напрасно. Бледнолицые лишь брали, ничего не давая взамен. Алан подумал о Лиз, и тугая петля сдавила ему грудь. Лиз забрала его душу.
Наконец он добрался до Стронгхолда. Святилище теперь превратили в место для пикников. Летом эту землю оскверняли банками из-под пива и бутылками из-под виски. Громкая музыка транзисторов эхом отдавалась от седых стен каньона, заглушая песни ветров. Благодарение Господу, холодные осенние ночи вытеснили проклятых туристов, остались только самые упорные. Въехав на парковочную площадку, Алан убедился, что места ему хватит. Но он не хотел здесь останавливаться. Он поедет верхом в горы по древней тропе, которой пользовались апачи, пока белые не заставили их покинуть родную землю.
Через полчаса Одии была готова к путешествию, взбрыкивала и раздувала ноздри, вдыхая чистый воздух. Привязав ее к молоденькому деревцу, Алан начал собираться в дорогу. Положил в седельные сумки старый эмалированный кофейник, сковородку, мешочки с сушеными бобами, кофе, мукой, солью и сахаром. Пристегнув к поясу охотничий нож, вложил в кобуру, прикрепленную к подпруге, карабин двадцать второго калибра.
Остальное подарит ему земля. Осенью в горах полно орехов и сочных листьев молодых кактусов. Он с улыбкой подумал о богатстве родной стороны. Но лет через пятьдесят многие ли его соплеменники будут помнить, что дикая груша, если ее высушить — на солнце и полить соком дикого лука, не будет отличаться по вкусу от спаржи, а семена мескитового дерева так же нежны на вкус, как свежий горох? Высокогорная пустыня, жестокая и неласковая к белым, для Алана сладостна, как возлюбленная. Она насытит тело и обновит душу.
Закончив сборы, он запер машину, на прощание окинул взглядом площадку, вскочил в седло и поехал по тропинке, ведущей в сердце Стронгхолда. С вершин дул свежий ветерок, лошадь пританцовывала от какого-то сверхъестественного восторга, звенела подковами по камням. Лиственный лес скоро уступил место кустарнику. Среди зеленой травы напоенных осенними дождями лугов тут и там высились мясистые молодые побеги кактусов. Было так тихо, что Алан слышал жужжание занятых своими делами невидимых насекомых.
В необозримой вышине описывал круги краснохвостый ястреб, окликая подругу высоким, чуть слышным с земли голосом. Алан поднял голову и с восхищением глядел, как птица без всяких усилий парит в бирюзовом, как глаза Лиз, небе. Господи, когда же наконец он освободится от нее?
«Лиз!» Его тоскливый крик эхом отозвался от стен каньона.
Хэнк все утро собирался позвонить Лиз. Сначала он застрял в продуктовом магазине, потом затеял уборку в доме, хотя приходящая служанка делала это три дня назад. Он вымыл пол на кухне, пропылесосил столовую и в конце концов осознал всю тщетность своих уловок. Что делать, звонка все равно не избежать. Рано или поздно, звонить этой чертовой Лиз придется.
