Хельга Нортон - Без оглядки
Она на самом деле была удивлена. Линда с Джеймсом собираются пожениться и ставят ее об этом в известность всего за неделю до свадьбы!
Джеймс подождал, пока все уселись за стол: Энн и Мейсон, Пенелопа и Эндрю, Мэнди, Джеймс и Линда, и только тогда сообщил всему семейству, что они собираются пожениться.
Энн одарила Линду понимающей насмешливой улыбкой. Мейсон их поздравил. Эндрю был просто ошеломлен, а Пенелопа… Ее первая реакция была похожа на облегчение. За ним быстро последовала радость. Сейчас же ее мать была в ужасе.
– Мы просто не сможем организовать свадьбу к следующей неделе! – запротестовала она.
– А от вас этого и не требуется. – Джеймс властно накрыл ладонью лежащую на столе руку Линды. – Мы с Линдой вполне взрослые люди и можем сами организовать свою свадьбу.
Пенелопа нахмурилась, недовольная, что он отверг ее помощь.
– Конечно, я…
– Кроме того, – перебил он, – у нас все будет очень тихо. Мы так хотим.
Линда действительно хотела, чтобы все прошло как можно тише и об этом знало как можно меньше людей.
Мать изумленно покачала головой, совершенно забыв про обед.
– Это очень печально. Ты ничего не хочешь мне сказать, дорогая? – она озабоченно взглянула на Линду.
Кажется, мать начинала ее понимать. Но когда Линда увидела ее лицо, отвращение охватило ее с новой силой.
– Маленьких Трентонов у нас пока не будет, если это то, на что ты так деликатно намекаешь. Причина спешки совершенно другая.
Пальцы Джеймса больно сжали ее руку, но он тотчас расслабился, когда она замолчала. Неужели он подумал, что она хотела рассказать правду и попросить защиты у своей семьи? Она-то прекрасно знала – это совершенно бесполезно.
– Мы любим друг друга, Пенелопа, – произнес Джеймс, – и хотим быть вместе. Полагаю, вы знаете, как это бывает?
– Ты помнишь, Пенелопа, как начиналась ваша совместная жизнь с Давидом. – Эндрю сиял при виде «счастливой пары».
Ее родители были хорошей парой, и Пенелопу глубоко потрясла смерть мужа. Но представить свою мать в те далекие дни, когда они с отцом любили друг друга и ничто на свете, кроме любви, для них не имело значения, очень трудно. Однако Джеймса представить в этой роли было еще труднее.
– Да, конечно… – Ее мать слегка раскраснелась. События развивались слишком быстро. – Но все равно…
– Мы так оба хотим, Пенелопа! – твердо сказал Джеймс. Он был настроен миролюбиво, его ладонь лишь слегка касалась руки Линды.
– Примем неизбежное с благодарностью, моя дорогая, – взволнованно сказал Эндрю Пенелопе. – Такие люди, как Джеймс, не могут долго тянуть со свадьбой, когда расцветает сад любви!
– Я не смог бы сказать этого лучше, Эндрю, – улыбнулся Джеймс пожилому джентльмену, найдя в нем союзника. – А сейчас нам следует приняться за обед, иначе он совсем остынет.
В отличие от всех остальных, сидящих за столом, Линде не доставляли удовольствия ни прекрасно приготовленный рождественский обед, ни шумные разговоры, ни даже Мэнди, которой разрешили встать из-за стола и разнести каждому по куску пирога, в один из которых был запечен подарок. Если Мэнди сейчас была в ладу со всем миром, то для Линды весь мир рухнул. Она была уверена в этом.
– Похоже, новость всех обрадовала, как ты считаешь? – сказал довольный Джеймс, когда они втроем приехали домой, и он отнес уснувшую по дороге девочку наверх.
К тому времени Кэрол уже пришла от своей сестры, где она всегда встречала Рождество, и легла спать. Линда была уверена, что Джеймс отнесет Мэнди и уйдет. Она так мечтала поскорее лечь! Но, как обычно, Джеймс вел себя так, как хотелось ему! Пока она стелила Мэнди постель, он спустился в гостиную, разжег в камине огонь и удобно устроился в одном из кресел у огня. Держа в руках стакан бренди, он согревал его теплом ладоней и отхлебывал маленькими глотками. Было ясно, он не собирается отсюда уходить ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем.
Линда опустилась в кресло напротив него и подумала: со стороны все выглядит очень уютно и по-домашнему. На самом деле она готова сейчас расплакаться. Наверное, так и случится, если Джеймс быстро не уйдет.
– Да, ты прав, – наконец ответила она на его вопрос.
Она и не ожидала, что кто-нибудь из ее родственников будет протестовать, когда они с Джеймсом объявят о помолвке.
Джеймс пристально посмотрел на нее. Он заметил ее бледность и то, как подозрительно блестят ее глаза.
– Линда… – тихо позвал он.
Она ответила, с трудом сдерживая слезы:
– Уже поздно, Джеймс. У нас был очень длинный день, и я… Я устала!
Он медленно поднялся и подошел к ее креслу. Присев перед ней на корточки, он нежно приподнял пальцами ее подбородок и заглянул в глаза.
– В чем дело, Линда? – грубовато спросил он.
Она нервно усмехнулась. Ее душили слезы. В чем дело? Да во всем! В этом дне, в ее родственниках, в Джеймсе! Весь день она провела в окружении самых близких людей: дочери, матери, человека, за которого она собралась замуж. И еще никогда в жизни она не чувствовала себя так одиноко.
Во всем! В подарках, в семейном обеде и чае, в поздравлениях родственников, в взволнованности Мэнди, в присутствии Джеймса. Хотя на самом деле все вели себя именно так, как она и предполагала. Так отчего же она так подавлена?
Она качала головой.
– Просто я глупая! – Стоявшие в ее глазах следы высохли.
На лице Джеймса появилась недовольная гримаса.
– Оставь! Я никогда не считал тебя такой, – сухо произнес он.
Его пальцы жгли ее словно электрическим током, хотя он едва касался ее подбородка.
– Ох, поверь мне, Джеймс! Я могу быть глупой, очень глупой! – с чувством добавила она.
Джеймс нахмурился, подивившись ее странному состоянию. Он поднялся и сел на подлокотник ее кресла. Приподняв ее подбородок, заглянул в лицо. Сейчас его лицо не было хмурым. Его суровые черты смягчились, глаза были добрыми и заботливыми, в них застыл немой вопрос.
Линда едва успела подивиться этой внезапной перемене, как он стал все ниже и ниже наклоняться к ней и осторожно коснулся ее губ. В какой-то момент, очень короткий, внезапно Линда забыла обо всем на свете. Она ответила на поцелуй и, обняв Джеймса за шею, притянула к себе. Горячая волна наслаждения разлилась по всему ее телу. Первый раз за этот день она почувствовала, что по-настоящему живет.
Теперь они оба сидели в одном кресле, тесно прижавшись. Своей тяжестью он больно давил ей на грудь, но ей нравилась эта боль. Поцелуи становились все продолжительнее и были уже не такими осторожными, как вначале. Разгоравшееся у обоих желание вытесняло все остальные чувства, ничего другого больше просто не существовало.
