Джилл Гарриетт - Союз одиноких сердец
— Мы говорим не обо мне, — презрительно улыбнулась Жаклин, — а о тебе и о том, что ты бросил малыша. Мы десять лет были ему настоящими родителями. Я даже смогла смириться с тем, что ты услал его в какую-то школу за тридевять земель. Гениальная идея, нечего сказать!
— Может быть, не самая гениальная, но я так решил, — отчеканил Вэл. — Не понимаю, что мы обсуждаем. Я возвращаюсь, Дик будет жить со мной, вы можете общаться сколько хотите… Я не собираюсь этому мешать.
— Милый мой, — Жаклин истекала ядом и говорила поэтому преувеличенно вежливо, — дело в том, что мы не сможем общаться с тобой. А Дик — ребенок очень чуткий. Ты заставишь его разрываться между любовью к нам и желанием угодить тебе.
— Угодить? — задохнулся Вэл. — Вы считаете, что мы с сыном…
— Именно это мы и считаем, — кивнула Жаклин. — Ты не любишь сына. Как не любил мою дочь. Ты просто используешь его. Потому что в твоей жизни не осталось больше ничего.
Она говорила эти страшные несправедливые слова, не сомневаясь ни минуты, что это истина и что никто не сможет убедить ее в обратном. Вэл был потрясен. Он думал, что его решение вернуться будет воспринято во всяком случае нейтрально… Больше, чем слова Жаклин, его удивляло молчание Аймана. Неужели он согласен с женой? Он сидел, опустив голову, и только иногда вздрагивал, когда Жаклин говорила очередную гадость. Тесть сильно изменился за эти годы: вместо сильного властного мужчины, который способен контролировать ситуацию, за столом сидел старик, придавленный судьбой.
— Я хочу вернуться домой, — попытался еще раз объясниться Вэл. — Дику нужна семья. Ему нужен отец. Мне нужен сын. Что тут странного?
— Все это так, — согласилась Жаклин, — если не знать тебя. Тебе никто не нужен.
И это говорила женщина, которая две трети своей жизни провела вдали от семьи, занимаясь исключительно своими собственными проблемами. Что вдруг случилось? Неужели в ее жизни больше нет любви? — усмехнулся про себя Вэл. Неужели ей тоже понадобился маленький мальчик, чтобы обрести почву под ногами и ощущение реальности?
И только подъезжая к дому, Вэл вдруг все понял. Да, в ее жизни не стало тех радостей, которые составляли основу ее существования: красота увяла, мужчин почти не осталось, интрига из бурной реки превратилась в вялый ручеек… И она нашла единственного человека, на котором могла выместить все свое неудовольствие. Человека, который раздражал ее тем, что жил не по ее законам, и который знал, что где-то очень глубоко ее мелкую душу пожирает мысль о собственной вине в смерти дочери. Но в этом Жаклин никогда и никому не признается, а будет бросаться на него как бешеная собака. Но это не моя епархия, подумал Вэл, ей нужно к психиатру, а я хирург. Можно, конечно, попробовать и оперативное вмешательство. Но это был уже черный юмор.
Ладно, Бог ей судья, а с Айманом он поговорит позже. Он молчал, потому что очень любит мальчика и боится, что Жаклин в связи с приездом Вэла все испортит. Сейчас самое главное сам Дик, а на истерики обращать внимания не стоит. Надо поскорее привезти его домой, съездить к профессору, показать клинику. Он обязательно сможет подружиться с сыном.
Отодвинув эти проблемы, он задумался только об одном. Провожая Вэла, Айман сказал ему, что говорил с куратором мальчика. Он намекнул Вэлу, что хорошо бы встретиться и поговорить с этой «очень активной девицей», которая заявила, что собирается подать документы в комиссию, чтобы лишить его родительских прав. Надо будет встретиться с ней и объяснить, что это ее не касается.
Вэл вошел в пустой дом и упал в любимое кресло. Все так хорошо начиналось, а закончилось хуже некуда. Никто не может помешать ему жить с сыном и заниматься любимым делом. Но вот выяснять отношения с родителями Лейлы, говорить с какой-то кураторшей и просить позволения забрать сына на несколько дней из школы ему совершенно не хотелось. Вэл тяжело вздохнул и потянулся к телефону. Каникулы закончились две недели назад, мальчик учился, и, конечно, возникли вопросы. Вэл долго и унизительно упрашивал директора разрешить Дику неделю провести вне школы. Директор настаивал на том, что это может помешать процессу освоения знаний. Какие знания, чуть не кричал Вэл, когда решается судьба их семьи! Неужели взрослым людям надо объяснять такие простые вещи. Они десять лет были чужими людьми и только назывались сыном и отцом. Он хочет попытаться исправить это, а ему рассказывают о сложностях программы. В конце концов, Вэлу пришлось напомнить, что это он платит деньги за учебу сына и волен поступать как ему заблагорассудится. По возникшей паузе, кряхтению в трубке и постукиванию карандаша о стол Вэл понял, что его аргумент возымел действие. Директор смилостивился и сказал, что Дик приедет в сопровождении своего куратора через два дня, а через десять дней он должен будет вернуться в школу.
Вэл положил трубку и решил, что ему не нравится эта школа и надо найти что-нибудь подходящее поближе к дому. В его решении отдать мальчика в закрытый пансион был свой резон: он не хотел, чтобы Дик без него продолжал жить в семье Аймана и Жаклин. Здесь Жаклин попала в точку, он не очень-то хотел, чтобы сын общался со своей бабушкой. Вэл считал, что будет лучше, если ребенок окажется среди своих сверстников и под опекой первоклассных педагогов, чем будет видеть вечные страдальческие глаза деда и холодное внимание бабки. До школы с ним возились няни и гувернантки, но в определенном возрасте нужно было принять решение, и Вэл принял именно такое. Тогда возражений не последовало: Айман повздыхал, а Жаклин была увлечена своим очередным поклонником. Но теперь все стало как-то чрезмерно сложно… Вэл не любил неопределенности. Скорее бы приехал Дик, он поступил на работу и они бы вместе решили, как им жить дальше. О том, что им вдвоем будет достаточно сложно привыкать друг другу, Вэл не позволял себе думать.
Он уже представлял себе, как будет отвозить мальчика утром в школу, потом ехать на работу, а по вечерам сидеть рядом с ним в этом кресле, пока он читает книги или занимается каким-то другими детскими делами… Дальше его фантазии не хватало, он не задумывался, о чем они будут говорить и как проводить выходные… Нормальная мужская жизнь без особых нежностей, с молчаливым пониманием, подтруниванием друг над другом, ну и так далее. Где он набрался этих картин, Вэл и сам не понимал. В его представлении семья была совсем другой. И первое место в доме всегда занимала женщина. В их семье балом правила мать, от ее идей и настроения зависело в доме все. Ну а в их семье с Диком… Что будет в их семье, Вэл пока не очень представлял…
Натали спешила на встречу с Диком и как всегда немного волновалась. С тех нескольких дней в больнице, когда он начал с ней говорить и показал письмо отца, отношения их круто изменились. Но Натали понимала, что достаточно одного неосторожного движения или слова — и Дик опять замкнется. Она дала себе слово не форсировать событий и спокойно шла вслед за мальчиком. Если он молчал и рассматривал облака, она просто сидела с ним рядом и тоже смотрела на небо, если начинал говорить, то старалась просто слушать или отвечать на вопросы.
