Джинни Раскорлей - Солнечная женщина
— Я готов.
Глава 26
— Итак, Ази, или миссис Халамбус, ты звонишь мужу. — Женщина сидела напротив, положив ногу на ногу и глядя прямо на бледное лицо пленницы. — Говоришь, чтобы он собирал все свои камни, все бумаги про черный сапфир. Он должен закрыть мастерскую по изготовлению и обработке камней.
— Но…
— Я не кончила. В противном случае ты останешься здесь. А турки найдут тебе применение, несмотря на твой не столь юный возраст. Ты еще ничего, — ухмыльнулась она. — Но я это так, к слову. Никто тебя не тронет в эти три дня. Ты — наша гостья. Что хочешь на ужин?
— Ничего.
— Так не пойдет. Нам не нужна ходячая тень или, того хуже — покойник. Мы делаем свое дело, ты свое. Нам платят деньгами, тебе — жизнью и честью. Я не думаю, что твоя семья пойдет по миру, если муж займется чем-то другим, а не рисованием камнями. Он купит себе краски, а деньги у вас растут на деревьях. Мы могли бы заключить с ним контракт на цитрусовые и оливки. Европа любит то и другое. И кстати, это был бы выгодный контракт.
Ази молчала, женщина не была злой на вид. Белокурая, с симпатичным лицом. Наверное, такие женщины нравятся Халамбусу, Она помнит, как приезжала позировать дама из Германии. Она чем-то походила на эту. Но это не она. Та была старше.
— Вы из Германии?
— С чего ты взяла?
Ази молчала. Она решила на всякий случай не говорить о том, кого она ей напоминает. Потом Ази покраснела: она вспомнила о мужчине, тоже белокуром и светлом, каких не бывает на Кипре. Ей так хотелось тогда дотронуться до его белой кожи на запястье, покрытой золотыми тонкими волосами, а под ними — веснушками. Ази поймала на себе его восхищенный взгляд — в тот день на ней было белое платье на загорелой коже, с ниткой крупного розового жемчуга на шее. Она видела изумление в его глазах, когда он рассматривал ее как живую картину Халамбуса.
Глава 27
Халамбус не знал, что ему делать. Он просто сидел в кресле и смотрел на море. Если бы он не поехал в Штаты, если бы он не участвовал в выставке, если бы он не продавал картины и если бы он не встретил Бонни, то сейчас делал бы то, что уже начал, думал бы о продаже картин, о славе на весь мир, а Ази была бы дома и занималась вязанием, лежа в шезлонге под пальмой и глядя на море. Она никогда не досаждала ему расспросами, она любила его, их детей, она была мягкая и теплая. Он подумал, что даже толком не знает, какой у нее характер на самом деле. Ему казалось, что у всех женщин в этих местах характер одинаковый. Халамбуса мало интересовал внутренний мир Ази, потому что генетически он воспринял, что его кипрская жена, данная ему навечно, просто жена, внутренняя жизнь которой его никак не должна волновать. Не для этого женится мужчина.
Голос Ази в телефонной трубке не был испуганным, она говорила, как всегда, тихо и ровно. Как полагается женщине на Востоке. Она потом, с расстановкой, добавила одну фразу, которая полоснула его по сердцу:
— Иначе, Халамбус, они отдадут меня туркам.
Ему не надо было объяснять — каким туркам и куда. Он знал, что это значит.
Итак, он должен подчиниться. У него была слабая надежда, что потом прояснится, чья это затея, кто хочет погубить его. Кто так хорошо понимает, что эти условия для него — его конец как художника. Впрочем, из каждого тупика, если это не смерть, можно попробовать выбраться.
Халамбус чуть повеселел. Деньги, которые он получил от продажи картин в Штатах, останутся в Америке на его счету в «Сан»-банке. Он решил так, повинуясь какой-то странной интуиции, поскольку банк ассоциировался с Бонни. У него лежала там приличная сумма. И если он выполнит все требования, можно снова купить у Копейнаура камни. Он немедленно позвонит ему и обговорит заказ. Он не может остановить начатую работу.
Халамбус вышел к морю. Оно было спокойно. Волны лениво лизали песок. Он хотел было кинуться в воду, но потом подумал, что у него нет с собой купальных плавок, а идти за ними не хотелось. Впрочем, решил Халамбус, он здесь один. Он быстро выбрался из летних голубых брюк, сбросил тонкую рубашку, белые трусы, сбросил сандалии и кинулся в воду. Вода была теплая. Она приняла его в свои объятия. Бонни, Бонни, задыхался он, испытывая почти то же самое удовольствие, которое познал в Орландо, в гостинице «Холидей Инн», в ее номере.
Он лег на спину, подставив тело солнцу. Оно ласкало его, грело, умиротворяло. Нет, никто не способен отнять у него то, что внутри. Никто. Только смерть. Но до смерти еще далеко, он был уверен в этом. Потому что ему еще надо сделать задуманное. А когда есть важное дело, смерть подождет. Да, он вернет Ази — это его долг. За нее отдаст то, что от него хотят. Но они не знают, как мизерно то, что им нужно.
Волна прибила его к берегу. Он отдался ей, и она осторожно вынесла его на песок. Он так и остался лежать лицом вверх, закрыв глаза, вытянувшись во весь рост. Его загорелое тело с густой растительностью, казалось иллюстрацией из нудистского журнала.
На берегу под пальмой стояла Даяна и любовалась этим мужским телом. Она не любила, чтобы камера подглядывала за тем, что не предназначено для посторонних глаз. Но иногда не могла себе отказать — она профессионал. Это был кадр, который специально никогда не построишь, потому что мускулы в таком состоянии могут быть только при особом душевном состоянии, которое модель никогда не изобразит. Она вынула «Никон», с которым не расставалась никогда, и нажала на спуск. Затвор сработал деликатно — так тихо, что сама Даяна усомнилась, был ли щелчок. Она отошла от берега, не желая, чтобы Халамбус знал, что кто-то видел его обнаженным.
Халамбус полежал, пока солнце не высушило его тело. Потом встал, отряхнулся от желтых песчинок и пошел в душ смыть с себя соль. Он был уверен, что один на всем побережье. И это прекрасно. Бонни понравится здесь, и она будет здесь непременно.
Даяна ждала его в саду. Она уже решила, что эту великолепную фотографию она подарит Бонни. Та будет рада, в этом Даяна не сомневалась. А если «Санни Вумэн» когда-то выйдет, фотография украсит журнал.
Халамбус был в полотняных брюках, в белой рубашке из тонкого хлопка.
Он поздоровался с Даяной и сказал:
— Представляете? Они ее украли. — В его глазах стояла ровная печаль.
— Халамбус, я постараюсь вам помочь. Но я должна знать, где, хотя бы приблизительно, искать вашу жену. Кто мог ее похитить? У вас есть враги? А полиция…
— Я не обращался в полицию — таковы их условия. И я не могу рисковать женой. Где она? — Он задумался. — Не представляю. А враги? Врагов нет, пожалуй. Недоброжелатели? Завистники? Возможно. Но я решил, что отдам все, что они просят.
