Хэрриет Гилберт - Вот такая любовь
— Выходит… земля ваша? — тихо спросила она. Витторио кивнул.
— Значит, я не могу продать принадлежащий мне дом…
— Да. Я вам уже об этом говорил.
Лили почему‑то почувствовала облегчение. С тех пор как она поселилась на вилле, где раньше жил отец с Эмилией, ее не покидали сомнения. Девушке было бы больно расстаться с их домом, тем более продать его Беллини, который наверняка бы здесь все переделал. Прояснилось и еще одно обстоятельство. Витторио, домогаясь ее, не преследовал каких‑то корыстных интересов, она действительно привлекала его как женщина. Тогда почему она не чувствовала теперь радости?
— Вам надо было сказать мне об этом раньше, — тихо упрекнула его Лили.
— Зачем?
Она вспылила:
— Неужели вы не понимаете! Все это время вы считали меня идиоткой. Я ни за что не осталась бы здесь, если б знала все с самого начала.
— Потому что не можете нажиться на отцовском имуществе, — отрезал он.
— Нет! Не о том речь! — почти закричала Лили. — Почему вы считаете меня просто корыстной девицей!
— Сейчас я так уже не думаю, — заявил Витторио в ответ, — но когда вы появились здесь, у меня были все основания предполагать это. Между прочим, вы так и не объяснили, почему вы отсутствовали на похоронах вашего отца. Что за важные дела помешали вам приехать?
— Вы… вы просто негодяй! — закричала Лили и размахнулась, чтобы ударить его по щеке, но Витторио легко перехватил ее руку. Девушка вырвала руку из его крепких пальцев и бросилась прочь.
— Убирайтесь и оставьте меня одну!
— Вы просто отвратительны, когда злитесь, — мрачно процедил он. — Я уже начинал было думать, что вы — достойная дочь своего отца, но это не так. Вы просто жадная девчонка…
— Замолчите! — крикнула Лили. — Ни слова больше. Вы оскорбляете меня. Я приехала сюда не за тем, чтобы нажиться на имуществе отца. Да, я думала о том, чтобы продать дом, но думала только как об одном из вариантов, и если бы знала, что из этого ничего не выйдет, я бы уже давно уехала, — но не по той причине, о которой вы думаете, а просто потому, что мне тяжело здесь находиться. — Она чуть не разрыдалась, но сдержалась. — Мне больно, что вы знаете о моем отце больше, чем я. Мне больно, что ваш сын называл его дедушкой. И мне больно, что ни вы, ни я никогда не испытаем любовь, которую пережил он.
Витторио приблизился к ней, но Лили отвернулась, готовая заплакать.
— Не прикасайтесь ко мне, — всхлипнула она. — Уйдите, Витторио Росси…
Он крепко взял ее за плечи.
— Но зачем было оставаться здесь и мучить себя, если вы не собирались продавать дом?
— Я… — девушка не знала, что сказать. Она и в самом деле не понимала, зачем осталась. Ведь вначале Лили действительно хотела продать дом, а потом произошло что‑то странное: ее заворожила эта вилла, в которой еще витал дух живших здесь людей. И еще… Ну, конечно, еще он. Черт бы его побрал!
— А что, если вы с самого начала знали, что земля эта моя? А что, если Беллини вовсе не дурак, каким я его считал, и вы стараетесь увлечь меня, чтобы в результате я согласился отказаться от моей собственности?..
Лили опешила от его обвинений.
— Вы просто сумасшедший! Я ничего не знала до сегодняшнего дня!
— А чего бы вы хотели? Как я могу относиться к девушке, которая не удосужилась приехать на похороны собственного отца? Вы что, не могли найти время? Не могли?..
Всхлипывая от отчаяния, резким движением Лили сбросила его руки со своих плеч и вывернулась. Витторио успел удержать лишь край тонкой хлопчатобумажной блузки, и, когда Лили рванулась назад, ткань треснула, крохотные пуговки полетели во все стороны, и разорванная ткань соскользнула с ее плеч. Под блузкой не оказалось лифчика, но не грудь старалась она прикрыть руками, а глубокий, длинный багровый шрам, который тянулся по ее телу на уровне талии, шрам, который никогда не исчезнет — операция была слишком тяжелой.
Девушка видела, как он оторопело уставился на ее обезображенное тело, и горячие слезы покатились по ее щекам.
— Красиво, да? — проговорила Лили навзрыд. И тут ей захотелось причинить ему боль, такую же, какую причинил ей он сам, разбередить его душу и уколоть его холодное сердце безжалостной правдой.
— Вот что помешало мне приехать на похороны отца, Витторио Росси! Пока он умирал, я вынуждена была бороться за свою жизнь. Мне даже не сообщили о его смерти. Из‑за этого. — Она указала на шрам. — В те дни я не знала, на каком свете нахожусь сама. Теперь довольны, теперь вам хорошо?
6
Лили повернулась и бросилась вверх по ступенькам, в свою спальню. Дверь почти захлопнулась за ней, но Витторио успел подставить ногу.
— Я велела вам убираться!
— Расскажите мне об этом. Я должен знать, что произошло! — Он втолкнул ее в комнату, на кровать.
— Рассказать о чем? — всхлипывая, переспросила она, пытаясь прикрыть обнаженную грудь лохмотьями, в которую превратилась блузка.
Витторио протянул руку и отбросил в сторону последние куски разорванной ткани. Его глаза сверкали непонятной ей злобой.
— Вы что, не верите мне? — с обидой в голосе выкрикнула Лили.
Его взгляд потеплел, он осторожно дотронулся до шрама и погладил его пальцами. Лили вздрогнула: ей всегда было не по себе, когда что‑нибудь прикасалось к этому багровому рубцу. Хотя он перестал болеть, рефлекс закрепился у нее в сознании.
— Не трогайте, — тихо произнесла она.
— Так что с вами случилось? — мягко спросил он, продолжая поглаживать ее талию. — Пожалуйста, расскажите мне все.
Она опустила глаза.
— Аппендицит, его прорвало… Начался перитонит, а врач… врач не распознал… Еле успели сделать операцию…
— О Боже, — судорожно выдохнул Витторио. Он привлек Лили к себе, обнял и зарылся лицом в ее шелковистые волосы. — Какого черта ты мне ничего не сказала?
— С какой стати я должна была вам говорить об этом? — с горечью прошептала она, тихо всхлипывая у него на плече, словно вновь испытывая пережитое. Страшная боль, переполох в больнице, срочная операция, попытка спасти ей жизнь, а потом, когда она выкарабкалась, — известие о смерти отца.
— Но ты физически не могла приехать на похороны, а я изводил тебя своими попреками…
— Вы не знали…
— Это я виноват — не дал тебе возможности все объяснить. — Он приподнялся и обхватил ладонями ее лицо. — Прости меня, Лили, я очень, очень виноват. — Он поцеловал ее с такой нежностью, что у Лили закружилась голова. Ее слезы, негодование, ожесточенность вдруг растворились в сладостной неге. Она запустила пальцы ему в волосы, ее губы приоткрылись, а сердце почти замерло от ожидания чего‑то бесконечно прекрасного. Почти. Потому что где‑то в глубине сознания Лили все же таилось какое‑то напряжение, которое не покидало ее, когда она оказывалась рядом с Витторио Росси.
