Анастасия Доронина - Там, где встречаются сердца
— А потом? — решилась Алина подать голос.
— Потом… — вздохнула Софья Павловна. — Трудно мне судить, что потом… А только стала я замечать, что Евгения наша все мрачнее и мрачнее становится. Несколько раз у себя в комнате кричала на него, ругалась, не знаю, в чем дело было, а сам Иван так спокойно ей отвечал… И видимо, сильно ей плохо было, раз она даже сюда, ко мне, приходила и плакала — это ж надо знать хозяйку, она вообще во флигель прислуги не заходила никогда! — плакала, что молодость уходит, а вместе с нею красота, что жизни не видит, муж, говорит, вроде бы и есть, а в то же время и нету… Тут еще Светланку в Сорбонну на учебу отослали, дома сразу как-то поскучнело, посерело, как солнышко закатилось, — Светочка у нас девочка чистая, яркая, смех у нее такой, как колокольчик, на нее Иван когда смотрел — даже лицо менялось, просто как отец родной он к ней относился, да и что удивительного, Светланка тоже к нему тянулась, легко ли девочке без отца… Тем более что Евгения к дочери не очень была внимательна, не было у них общего языка, что поделать… И вот как девочка уехала, дома стало совсем нехорошо. Хозяйка рыдала… Я успокаивала, конечно. Но чувствовала — не надолго это, потому что Евгения очень такая… своенравная, а если что-то в голову ей взбредет, то и жестокая даже… Я так думаю, она просто захотела ему отомстить, Ивану. А точнее, даже не Ивану отомстить, а самой себе доказать, что она может и без него обойтись. Это так неправильно было, что она задумала! Ведь они друг друга любили, несмотря ни на что — любили, это же видно было, никто бы из тех, кто обоих видел, не сомневался: любили!
— Так, а что она сделала-то?
— Милая моя, что все они делают в этих случаях? Изменила. Очень открыто, демонстративно, я бы сказала… Наверное, думала, что никуда он от нее деться не может, особенно учитывая все обстоятельства… Думала, что испугается ее потерять и подчинится, станет виться у ее юбки и все такое… Только вот получилось-то все совсем наоборот! Уж не знаю, где Евгения нашла того мальчишку — ну просто стыд смотреть было, ей-богу, лет на двадцать он был ее младше, и глаза-то какие бесстыжие! — только с неделю она его сюда привозила, пока Иван на работе пропадал. Запирались они наверху, в спальне, ну и значит… И не скрывались особо. А скоро Иван их и застал — приехал зачем-то домой, поднялся наверх, и… Я не знаю, что там произошло, только слышала, как кричала Евгения, ругалась, обвиняла его в чем-то, рыдала… А потом Иван спустился вниз, лицо белое-белое… Вышел из дому, как был — в одном костюме… И не в машину свою сел, у него «джип» был последней марки, а просто вот так взял и вышел за ворота… И ушел… И не видели мы его больше. Все два с половиной года не видели. Только знаю я, что они развелись: решение из суда по почте пришло. И ничего он от нее не потребовал, даже свои вещи не забрал… Даже чистой рубашки. Никаких, как это называется, «имущественных претензий». А ведь имел право — если по закону.
— А почему же сейчас он вернулся? — Алина на секунду зажмурилась, отгоняя навязчивое видение: ее будущий муж, трусливо улыбаясь, предлагает ей подписать некий документ. Тогда речь тоже шла об «имущественных претензиях».
— Из-за Светланки, я думаю. Да и то — насовсем ли вернулся? Не очень похоже. Девочка все это время в Россию не приезжала, понятно — молодость, Франция, Европа, новые впечатления, она увлеклась… И вдруг вчера звонок: «Софичка Павловна, — кричит, — здравствуйте, я завтра прилетаю! И не одна — с женихом. Передайте маме и папе, говорит, что привезу его познакомиться, он прекрасный парень, тоже русский…» Еще сказала, что пробудет у нас не долго, всего неделю. Счастливая такая была. Об отце, об Иване то есть, все расспрашивала, по голосу слышно было — скучает девочка… Ну я и взяла на себя смелость хозяйке посоветовать, что Ивана надо обязательно разыскать. И убедить его хотя бы на эту неделю сделать вид, что они по-прежнему живут вместе. И все у них хорошо. Зачем расстраивать девочку? Тем более кода она так счастлива. А там, глядишь…
И она прошептала, нагнувшись к Алине:
— …а там, глядишь, чем черт не шутит, может быть, они и вправду сойдутся… Вот уж было бы хорошо!
— Да, — пробормотала Алина. — Хорошо…
И тут же разозлилась на себя. Что она несет? Разве это было бы хорошо? Плохо, плохо, плохо!..
Софья Павловна продолжала говорить что-то еще, в основном фантазировала и строила планы — а ну как хозяева и в самом деле помирятся, и в дом вернется забытое счастье… Она призывала Алину в свидетельницы — «ведь правда же, как это было бы прекрасно?» — и девушка механически кивала ей, не отнимая руки, а мысли роились в голове и складывались совсем в другие слова!
«Я не могу с тобой проститься, мое сердце не отпускает тебя. Я только сейчас поняла — ведь я люблю тебя! Я очень сильно люблю тебя, и эта любовь не отпускает тебя и не хочет отпустить. Я не прошу от тебя ничего, я не прошу от тебя твоей любви, я лишь люблю тебя, и все. Я понимаю, что я тебе не нужна и ты меня не любишь… Я уже пыталась тебя забыть, но не получается… И как я раньше не замечала, что думаю только о тебе? Я думаю о тебе: встаю — думаю, ложусь спать — думаю, иду есть — опять думаю, думаю, я думаю о тебе!..
Скажи мне, почему меня так тянет к тебе? В чем был смысл нашей встречи, почему ты так поздно появился в моей жизни? Я должна сказать тебе — „прощай“, но не могу… Если бы не было поздно, и ты бы позволил мне внести в твою жизнь тот Свет, который я увидела благодаря тебе. Мы оба прозябали в темноте. Пришел свет, но одновременно пришла Она — и Она отнимает меня у тебя…»
* * *Ей выдали синее форменное платьице, выдали «орудие для уборки помещений», выдали ключи от комнат, которые предстояло убирать. Судьба в третий раз смеялась над Алиной — иначе как объяснить это очередное возвращение к ведрам и швабрам? Замкнутый круг. Вечное невезение. Карма…
Ивана она не видела, не встречала и женщины со жгучими черными глазами. Хотя и некогда было особенно смотреть по сторонам: Алина и еще две девушки под руководством Софьи Павловны чистили, мыли, мели, гладили — дом содержался в образцовой чистоте, но тем не менее к приезду Светланы готовились, как к приему принцессы крови. На журнальном столике в гостиной Алина видела ее фотографию: беленькая, хорошенькая, как персидский котенок, девушка с искрящейся улыбкой смотрела прямо в объектив, источая вокруг себя сияние по-настоящему счастливого человека. «И она дорога ему», — кольнула мысль. Она занимает в его жизни, наверное, самое большое место. А я? Неужели я совсем-совсем тебе не нужна?
Вечером появилась Евгения — скользнула равнодушным взглядом по Алине и, кажется, ее не узнала… Весь вечер женщина просидела внизу, у телевизора, равнодушно листая какой-то журнал. Потом, отбросив журнал, долго смотрела в потолок, сцепив руки на затылке.