Энн Вулф - Так не бывает
– Вот-вот. К психоаналитику. Не знаю, что придумал этот тип, но, боюсь, он не сможет им помочь. Их спасет только книга…
– И где же она? – полюбопытствовала Колючка.
– Она пропала… – развел руками Пит. – В этом вся беда… А в довершение всего предки собрались разводиться… Ма сказала, что, когда все это закончится, она непременно подаст на развод…
– И ты все равно хочешь вернуть им тела? – спросила Колючка.
Пит прочитал в ее глазах не только удивление, но и сочувствие. Он кивнул.
– Я же не могу подложить им такую свинью. Папа вряд ли мечтает всю жизнь ходить в девчачьем шмотье… Ох, прости, – осекся он, вспомнив, что Колючка – тоже девчонка. – Я хотел сказать другое… – Колючка махнула рукой в знак того, что Пит прощен. – Да и ма вряд ли нравится носить его одежду… Их жизнь, их работа – все под угрозой…
– Вот это да… – вставил свою реплику Руперт. Он и не подозревал, что его друг живет такой насыщенной жизнью.
– Сочувствую, – произнесла Колючка. – Мои предки развелись уже давно. Оба ненавидели друг друга настолько, что разъехались по разным концам света. Она отправилась хипповать в Индию, а он уехал в Россию. Решил, что там за его книжонки заплатят больше, чем здесь…
– Он писатель? – удивился Пит.
Колючка скорчила такую мину, что Пит пожалел о своем вопросе.
– Они оба – писатели, – усмехнулась она. – Фантасты… Ни тот, ни другая не могут жить в реальном мире, как все. И воспитывать своего ребенка…
– А с кем ты живешь? – поинтересовался Руперт.
– Неважно, – отмахнулась Колючка. – Слушайте, а не пойти ли нам в парк? Отметим ваше спасение и заодно подумаем, как помочь бедному Мышонку…
– Не называй меня бедным, – огрызнулся Пит. – Я совсем не хочу, чтобы меня жалели.
– Больно нужно, – рассмеялась Колючка так, словно не умела обижаться. – Ну так что? Пойдем?
Оказалось, она обожает мороженое в белой глазури – совсем как его мать – и фанатично любит «крэйзи дэнс» – совсем как он.
Пока Руперт стоял внизу – ему сегодня не хотелось кататься – Питер и Триш наслаждались увертюрой к сумасшедшему танцу.
Контролер опускал толстенные металлические поручни, которые оберегали катавшихся от падения и позволяли им держаться, чтобы было не так страшно. Но страшно было все равно: каждый раз, когда Пит забирался на «крэйзи дэнс», он чувствовал внутри покалывание, и все, что находилось под ним, на земле, приобретало какой-то трагический и одновременно забавный смысл. Люди, оставшиеся внизу, казались ему нелепыми, непросветленными тем потрясающим чувством страха и радости, которое испытывал он. А земля, деревья и листья, трепещущие от поцелуев ветра, представлялись ему последним, что он видит в своей жизни. И это смешение чувств, эмоций, эта иррациональность, которая так пугала его мать, позволяла ему забыть о том, что существуют проблемы, дела и заботы, позволяла ему чувствовать себя кем-то, кроме обычного школьника, обычного ребенка, еще не познавшего жизнь.
Увертюра подходила к концу, а Питера распирало желание поделиться своими чувствами с Колючкой, в глазах которой была написана та же самая сказка…
– Триш, – позвал он ее, и она обернулась к нему с мягкой улыбкой, обычно ей не свойственной. – Триш, тебе не кажется, что мы видим все это, – он кивнул вниз, – в последний раз?
– Кажется, – ответила она. И когда аттракцион начал набирать высоту, выкрикнула в нарастающий гул ветра: – Каждый раз кажется!
Питер улыбнулся. Ее слова были как подарок. Он толком не понимал, почему ему так приятно слышать это от нее. Пит попытался представить на ее месте Дженнифер, но у него ничего не вышло. То ли потому, что Дженнифер казалась сейчас такой далекой, то ли потому, что бешеный танец увлек его ввысь, а потом влево, а потом – вправо, и вниз, и снова в синюю холодную осеннюю высь, проникнутую горьким запахом страха и сладким – радости.
Восхитительный момент был нарушен забавным обстоятельством: Питер забыл вынуть мелочь из карманов. Центы взметнулись серебристой стайкой и упали вниз, звонко выплеснулись на металлический выступ. Триш хохотала, как сумасшедшая, пригибаясь к поручням. Питер и сам не выдержал – рассмеялся. Он и не думал, что деньги могут падать так смешно. Можно рассмешить за деньги. Но рассмешить деньгами – об этом он никогда не слышал. Эта мысль еще больше развеселила его. Он обязательно скажет об этом Колючке, когда они спустятся. Если спустятся – карусель вновь набирала высоту, и Питер позабыл обо всем, кроме удивительного, беспокойного и радостного чувства полета…
– Теперь я поняла, что значит – сорить деньгами! – выкрикнула Колючка, когда они спустились вниз. – Мышонок сорит деньгами!
Она снова расхохоталась, и Питеру был приятен ее смех, несмотря на то что она смеялась над ним.
– Я не думал, что деньги могут так рассмешить, – улыбнулся он. – Хорошо, что я забыл вытащить эту мелочь.
– Ты – классный, – заявила Колючка, когда перестала смеяться.
Питер смутился, но ему была очень приятна ее похвала, хоть он и не понимал, за что его хвалят.
– Почему? – поинтересовался он.
– Ты не боишься казаться смешным. Не боишься посмеяться над собой. А я не знаю ребят, которые смогли бы так же.
– Неужто?
– Зуб даю. Правда, друзей у меня совсем не много.
– Это я заметил. Но мне казалось – тебе они не нужны. Ты… одиночка.
Колючка усмехнулась. В ее улыбке была горечь, и Питер понял, что она не по своей воле выбрала это одиночество. Ему захотелось утешить ее, и, как ни странно, слова тут же нашлись.
– Друзей не должно быть много. Вот у меня – только Руперт. Но я люблю его как брата. Настоящего. И еще… если хочешь… мы будем твоими друзьями… – последнюю фразу он произнес, краснея. Пит никогда не предлагал дружбу девчонке. Но эта девчонка была особенной. Не как Дженнифер Китс, совсем по-другому. Но как именно по-другому, Пит так и не смог объяснить.
– Накатались? – ревниво поинтересовался Руперт, когда Пит с Колючкой наконец добрались до него, одиноко стоящего у кассы.
– У Пита мелочь рассыпалась, – хихикнула Колючка. – Видел, как центы взметнулись в воздух?
Руперт не мог долго дуться. Вспомнив падающую с неба мелочь, он расхохотался. Следом за ним покатились со смеху Колючка и Мышонок.
Она тоже классная, подумал Пит. Тут даже Руп не поспорит.
Этим вечером в доме Макаути разразилась страшная гроза. А началась она с небольшой вспышки молнии – в дверь позвонили.
Юта и Робин целый вечер сидели в библиотеке, тщетно пытаясь договориться о том, как вести дела в своих агентствах. Каждый, как обычно, пытался доказать другому, что умеет и может работать гораздо профессиональнее другого даже в той области, которой этот другой посвятил уже много лет.
