Келли Хантер - Муза винодела
— Кому?
— Господи, опять. — Габриель послала ей ледяной взгляд. — Моему брату. Кому же еще? Привык кружить тебе голову лягушками в туфлях. Главный управляющий компании «Земля ангела». Сын Жозе. Сын Харрисона. Сын Этьена де Морсе. Наследник престола Мараси.
— Это вовсе не его вина, что он оказался сыном Этьена и наследным принцем, — Симоне казалось, что она должна защитить его. — Этот сюрприз ужаснул его.
— Может, это и странно, но мне все равно хочется придушить братца, — заявила Габриель. — Он хотя бы звонил тебе после нашей свадьбы?
— Нет, — едва слышно проговорила Симона и отвела глаза в сторону. Ее сердце сжалось. — Я этого и не ждала. Мы провели вместе только одну ночь. Я ничего не значу для него.
— Тем не менее это принесло свои плоды. И тебе придется сообщить ему, — отрезала Габриель.
— Думаешь, у него сейчас мало проблем?
— Меня не волнует, кто взвалил на него проблемы. Но вот эту он создал сам! Бога ради, Симона, неужели ты хочешь, чтобы твой ребенок вырос, не зная, кто его отец? Неужели ты хочешь, чтобы его детство было похоже на детство Рафаэля?
— Я люблю этого ребенка. И у него никогда не будет такого детства, как у Рафаэля.
Габриель откинулась на спинку стула.
— Чертовы гормоны, — пробормотала она, вытирая слезы.
— Это не гормоны.
— Ты права. Это моя подруга-защитница и мой глупый братец заставляют меня плакать. — Габриель взяла кофейную чашку и отпила глоток. — Хочешь знать мое мнение? — Симона кивнула. — Ну, так вот. Ты обязательно должна сказать Рафу. Рано или поздно все равно придется это сделать, и чем позже, тем тебе будет труднее.
— Я скажу. — Рука Симоны дрожала. — Скоро. — Как только она найдет в себе силы для этого. — Но не сейчас.
Винодельческое поместье Этьена представляло собой мрачную испанскую крепость, сложенную из больших каменных глыб. Она была старше, чем Кавернес, и уже несколько столетий, словно часовой, стояла на склоне горы. Рафаэль не хотел привыкать к этому месту. Он не хотел поддаваться очарованию величественной природы и сурового великолепия древней крепости. Тем не менее это все же произошло.
Ему нравилось здесь.
Этьен предлагал ему остановиться в столице, во дворце. Но Рафаэль настоял на своем. Виноградник был здесь, так что во дворце ему делать нечего.
В газетах постоянно публиковались его фотографии. Сходство с Этьеном было очевидным. К тому же было опубликовано официальное правительственное сообщение: «Жителей Мараси просят приветствовать прибытие Рафаэля Александера де Морсе, сына Этьена».
Пресса бесновалась. Рафа представляли то грешником, то святым. Все зависело от того, какую газету вы читали. Видимо, его лицо подходило и для того и для другого — так же как и биография.
Рафаэль мрачно улыбнулся. Он уже месяц занимался возрождением здешнего виноградника. Иногда Этьен приглашал его на ужин или на вечерний прием. Постепенно Рафаэль все больше и больше втягивался в обсуждение государственных дел, и, надо сказать, ему это даже нравилось. Восемнадцатичасовой рабочий день да еще сложные международные проблемы не оставляли времени на мысли о Симоне Дювалье. И о том, что он сказал ей.
Или о том, чего не сказал.
Харрисон советовал ему поехать в Кавернес и поговорить с ней. А если Рафаэль против Кавернеса, можно устроить встречу в Париже. В конце концов, пусть он просто позвонит.
Рафаэль, должно быть, раз сто брал в руки телефон и столько же раз откладывал его. Что он может предложить Симоне? Еще одну ночь?
Ему этого мало.
И он, и Симона люди занятые, но если бы обе стороны проявили желание, возможно, им и удалось бы где-нибудь пересечься на пару недель. Этого, конечно, недостаточно, но по крайней мере первый шаг был бы сделан.
Но тут Рафаэль вспоминал свои глупые слова, брошенные ей в лицо перед тем, как она ушла из ресторана. Неужели Симона захочет общаться с ним после этого? Ей нужны только его извинения. Он должен был извиниться несколько недель назад. Нет, уже месяцев. Чем дольше Рафаэль откладывал, тем труднее ему становилось это сделать.
Солнце припекало плечи сквозь тонкую ткань рубашки. На лбу выступили капли пота. Ряд за рядом он рыхлил неподатливую почву тяжелой мотыгой. Местные садовники пытались его отговорить — не пристало, мол, принцу заниматься тяжелым физическим трудом. Видно, по их представлениям, даже незаконнорожденные принцы не должны работать как проклятые под безжалостным солнцем Мараси.
Но здешние жители скоро поняли, что этого принца, изгоняющего своих демонов, лучше оставить в покое.
Откуда-то со дна тачки с инструментами послышался звонок телефона. Рафаэль опустил мотыгу. Ноющие плечи были благодарны ему за передышку. Однако телефон перестал звонить, как только Раф добрался до него.
Ну и ладно. Ему все равно не хотелось ни с кем разговаривать.
Из той же тачки он достал бутылку воды, которую взял с собой на виноградник. Розу, его экономку, наверное, хватил бы удар, если бы она это увидела. Надо полагать, незаконнорожденные принцы не должны наполнять пластиковую бутылку водой из крана, швырять ее в тачку и пить потом на жаре теплую воду. Они обязаны звонить на кухню и оставлять заказ, чтобы к определенному часу слуга в белых перчатках доставил им на серебряном подносе в запотевшем стакане охлажденную воду со льдом.
Рафаэль хмыкнул, вспомнив, как Роза объясняла ему эту процедуру, и отпил еще глоток.
Телефон снова зазвонил, в этот раз коротко и зло. Рафаэль взял трубку и прослушал сообщение:
— Раф, это Габриель. Я собираюсь позвонить тебе через две минуты и рассчитываю, что ты мне ответишь. Я говорю серьезно, братик. Не стоит спорить с женщиной в моем положении. Это может оказаться вредным для здоровья ребенка.
Рафаэль улыбнулся и стер сообщение. Телефон зазвонил снова. Тот же номер — его нетерпеливая сестренка. Он сказал:
— Поздравляю.
— Спасибо, — отозвалась она. — Ну, как ты там?
— Все в порядке, — бросил он сухо. — Спасибо, что спросила.
— Ты уже и разговариваешь как принц, — проворчала Габи. — Давай-ка бросай этот тон.
— Когда готовишься родить? — спросил он.
— Приблизительно через семь месяцев две недели и три дня.
— Теперь я буду ждать от тебя регулярных сообщений. — Рафаэль смотрел на расстилающуюся внизу долину. Габриель всегда мечтала о детях. Он был рад за нее.
— Как продвигаются дела на винограднике? — поинтересовалась она.
— Проблема на проблеме.
— А как твоя придворная жизнь?
— Здесь вопросов еще больше.
Габриель вздохнула:
