Рини Россель - Всё в твоих руках
Хьюго и Роджер встали, когда Гейб, изображая преданного мужа, помог Иззи подняться из-за стола.
– Надеюсь, тебе станет лучше, дорогая, – напутствовала Клара. – Если потом захочешь поесть, не стесняйся и позвони.
– Обязательно.
Когда они остались одни в своих апартаментах, Иззи подошла к шкафу, сняла с полки свой чемодан и бросила его на кровать. Расстегнув, раскрыла его.
– Что это ты делаешь?
Не обращая внимания на его вопрос, она начала запихивать в чемодан одежду. Потом ее словно озарило, и она резко остановилась.
– Очень хороший вопрос, – проговорила она. – Это действительно не моя одежда. Она принадлежит миссис Пэриш!
– Что это ты болтаешь, Пибоди?
Она схватила ночную рубашку и повернулась к нему.
– Утром я уеду вместе с другими самозванцами. Счастливо оставаться в одиночестве.
Прижав к груди рубашку, она оторвала от Гейба взгляд и бросилась в ванную. Ей нужно было побыть одной, принять душ, очиститься, по крайней мере физически. Ни за что на свете она не будет больше участвовать в этом обмане. Воспоминание о том, как был расстроен Хьюго, раздирало ее, словно нож. Она ненавидела себя за то, что согласилась стать участницей этой интриги Гейба. Если Фокси не заслуживал этого заказа, то и Гейб тоже не заслуживал его. А вот Роджер Майлз был хорошим человеком. Может быть, немного неуступчивым, но уважаемым в своей области. Возможно, именно он вернет Хьюго успех. Или, по крайней мере, постарается это сделать. У Гейба вообще слишком высокое мнение о себе, если он полагает, что он, и только он, сможет удержать империю детского питания Хьюго от краха.
В ванной Иззи сняла через голову кремовую, вышитую бисером блузку и освободилась от облегающей юбки. Отбросив вычурное нижнее белье, вошла в душевую кабину. Когда она открыла холодную воду, в тело словно впились ледяные иголочки. У нее перехватило дыхание, и она решила, что дискомфорт – хорошее средство, которое, наверное, поможет ей отвлечься от презрения к себе и Гейбу.
Послышался какой-то звук, и она, повернувшись, увидела, что дверь в ванную открыта.
– Черт возьми, Пибоди, ты не можешь уехать! – проорал Гейб. – Я нутром чую, что мы получим этот... – Он замолчал, держась одной рукой за ручки двери в ванную. – Я... я... – пробормотал Гейб.
– Я знаю! – перебила она, порозовев от стыда. – Вы настолько эгоистичны, так настроены на победу, что даже не подумали, что я стою здесь голая и что вы вторглись в мою частную жизнь. – Она вонзала в него слова, как ножи, стараясь сохранить в голосе презрение. – Убирайтесь, мистер Пэриш! Я не желаю вас видеть.
Что-то похожее на испуг отразилось в его глазах, когда он понял, что наделал.
Она увидела, как его взгляд скользнул по ее груди. Хотя она и испытывала ярость и обиду, по телу пробежала дрожь волнения. В ней бушевал гнев – на самое себя и на то, что она так поддавалась его воздействию.
– Убирайтесь! – Голос задрожал и оборвался.
– Я... извини... – Он судорожно сглотнул, повернулся и закрыл дверь.
Совсем обессилев, Иззи опустилась и села, прислонившись к выложенной кафелем стене, ее единственной опоре в этом куда-то накренившемся мире. Холодная вода все лилась на нее. Иззи дрожала всем телом. Подтянув ноги, она обхватила колени.
– Мерзавец! – рыдала она. – Ты видишь во мне не женщину, а предмет мебели!
Иззи чувствовала себя такой одинокой, такой несчастной... Она закрыла лицо руками и от полной беспомощности дала волю слезам. Звук льющейся воды заглушил ее рыдания.
Гейб нетвердой походкой вышел из ванной, чувствуя себя сбитым с толку. Тяжело плюхнулся на кровать и запустил руки в волосы. Что, черт побери, он наделал? Где была его голова? Единственным оправданием было то, что он так хорошо и давно знает Пибоди, а она вдруг заявила, что уходит... после того, как они столь далеко продвинулись и многого добились! Он просто... ему нужно было...
Бормоча ругательства, он потер шею – его раздражало какое-то покалывание там.
«Ты вошел к женщине, когда она принимала душ, вот что ты сделал. Идиот! – Воспоминание взволновало кровь, и он вздрогнул. – О Господи! – Он потер кулаками виски. – Что ты за эгоистичный осел, Пэриш!» Он закрыл глаза, и это было ошибкой. Тут же всплыл ее образ – дрожащей, такой прекрасной, такой ранимой, такой... такой не похожей на Пибоди.
Со стоном он упал на спину, глядя в потолок и ничего не видя, кроме огромных карих глаз, сверкающих от обиды. И почувствовал ее горячее, как дьявольская пощечина, презрение к себе.
– Извини, Иззи, – пробормотал он. – Ты права. Черт бы меня побрал, я не думал ни о чем и ни о ком, кроме себя.
Он взглянул на дверь ванной. Услышал звук льющейся воды и еще... Всхлипывания? Она плачет? Она была так возмущена его хамским поведением, что, без сомнения, хотела умереть... или, что более вероятно, желала смерти ему. Он лежал, глядя на дверь, как будто прирос к кровати в этом положении, вынужденный, не двигаясь, смотреть и ждать наказания за то, что причинил ей такое страдание. Что же ему делать? Как убедить ее остаться? Верно, он хотел получить заказ, но так же верно и то, что он не хочет ее ухода. Проклятье, она нужна ему! Почему она не видит этого? Почему не может понять, как важна ее деятельность для налаженной работы фирмы? Почему не осознает, что нашла свое истинное призвание в качестве его исполнительного помощника?
Нужно во что бы то ни стало уговорить ее остаться и забыть эту нелепую идею насчет семьи и детей. Какой вздор! Разбазаривание ума и таланта. Он стиснул зубы. Он не позволит ей бесцельно прожить жизнь, с ее-то профессиональными умениями.
Он сел. Решение окрепло в нем окончательно.
– Не получится, моя маленькая Иззи. – Гейб взглянул на дверь ванной. – Ты не оставишь меня ради какого-нибудь каменщика, который будет работать с девяти до пяти, и жизни в вагончике, набитом ребятишками. Ты не уедешь завтра. Ты вообще от меня не уедешь, никогда.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
К тому времени, когда вода в душе перестала литься, Гейб составил план. Он знал, что хорошо для Иззи, пусть она даже сама не знает этого. С помощью маленькой лжи и притворного раскаяния он добьется своего. Пропади все пропадом, он имеет все основания спасти свою замечательную помощницу от самой себя.
Гейб знал, что она долго не выйдет из ванной, ведь он унизил ее. Ей надо прийти в себя.
Решив, что лучше снять вечернюю одежду, пока он один, Гейб развязал галстук и начал расстегивать рубашку. Когда он был совершенно голым, дверь ванной открылась. К счастью, он отвернулся и стоял перед комодом. Замер с короткими боксерскими трусами в руке. Не услышав, что дверь закрылась, оглянулся через плечо.
