Натали Митчелл - Запретные страсти
Она усмехнулась:
— Думаю, этого маловато, чтобы стать певицей!
— Верно. Но этого достаточно, чтобы сделать счастливыми тех, кто рядом.
Подумав о Николь, она уныло спросила:
— И кого же я по-вашему уже осчастливила?
— Своего сына.
— О! Надеюсь.
— Мою дочь.
Кэтрин просияла:
— Нору? Вы, правда, так считаете?
Рон кивнул:
— Она просто светится в последнее время. Давно я не видел ее такой…
— А мне кажется, я достаточно строга с ней.
— Ну, не без этого! Вы же все-таки ее учительница, а не подружка. Но ей хорошо с вами, Кэтрин. Лучше, чем с кем бы то ни было… Вы не трясетесь над ней, как я, и вы еще не махнули на нее рукой, как…
Он оборвал себя, но Кэтрин без труда продолжила: «Как ее мать». Гувернантке стало так жаль девочку, что она едва не развернула машину, чтобы вернуться и просто обнять Нору еще раз.
— То, что вы познакомили ее со своим сыном — это очень здорово, Кэтрин. Вы продемонстрировали нашей девочке, что доверяете ей самое дорогое. А, значит, ставите ее на один уровень с собой.
— Разве может быть иначе?
— Да, но до сих пор все относились к Норе, как к слегка чокнутой, и она сама уже начала думать о себе также…
— Но вы же не считаете дочь чокнутой!
Темные брови мужчины сошлись на переносице:
— Я ведь не отдал ее в школу, Кэтрин. И она поняла — почему… Я виноват перед моей девочкой не меньше, чем остальные. А, может, и больше, ведь это я произвел ее на свет… такой.
Кэтрин решилась:
— Я плохо знаю Маргарет. Вам не кажется, что Нора во многом напоминает ее?
Рон резко повернулся:
— В чем именно?
— Даже внешне, — заторопилась Кэтрин, напуганная его откровенным раздражением. — И потом эта детская привязанность к чудесам…
— Вы полагаете, Маргарет верит в чудеса? Не смешите меня!
Стараясь смотреть только на дорогу, которая и впрямь была не из легких, Кэт пробормотала:
— Все женщины верят в чудеса. Или, по крайней мере, хотят в них верить.
Его смех опять отозвался ознобом. Женщине даже показалось, что дыхание Рона скользнуло по ее коже.
— Ох, Кэтрин! — весело сказал мужчина. — Не беритесь судить обо всех женщинах. Не можете вы их знать, как я не возьмусь вещать от лица всех мужчин.
У нее вырвалось:
— Вы не такой, как все!
— Нет?
По-собачьи склонив голову на бок, как делала Джерри, выпрашивая кусочек со стола, Рон заглянул ей в лицо, и Кэтрин пришлось взглянуть на него. Он не смеялся. Ей даже показалось, что в его улыбке светится не совсем понятная печаль.
— И что же во мне не такого?
«Он — жигало! — опять сплыло предостережение Николь. — Он попытается очаровать тебя».
Кэтрин беспомощно заспорила: «Но зачем ему это? Какой от меня прок? Или он тоже замышляет с моей помощью как-нибудь отомстить Николь? Да нет, быть не может. Только не это… Да хочет ли он мстить ей?! И за что? Ему-то — за что?»
Николь объясняла его к ней ненависть (которой, кстати, Кэтрин пока не заметила) желанием освободиться от чувства вины, которое в ней материализовалось. Уничтожив ее окончательно, Рон избавиться от угрызений совести, которая вновь превратиться во что-то нереальное, как у большинства людей.
Кэтрин мешало поверить в это лишь то, что она не могла явственно вообразить человека, мечтающего разделаться с Николь. И уж во всяком случае, этот человек никак не мог походить на Рона Коллиза.
С трудом вернувшись мыслями к его вопросу, она ответила первое, что пришло в голову:
— Обычные мужчины не дарят машины гувернанткам своих дочерей.
— Да бросьте! — небрежно прервал ее Рон. Откинувшись на спинку сиденья, он сказал как бы самому себе: — История знает идиотов, которые дарили дворцы служанкам.
Кэтрин почувствовала себя уязвленной:
— Вы считаете это идиотизмом?
— Правда, те были их любовницами, — задумчиво добавил Рон.
— Чаще такое случается, когда только добиваются любви…
Он снова заглянул ей в лицо:
— Вы полагаете, что я добиваюсь…
— Нет, что вы! — смутилась Кэтрин. — Я совсем не вас имела в виду!
— А, может быть, и напрасно, — сухо проговорил мужчина и попросил: — Остановите, Кэтрин. Я возвращаюсь.
18
«А если мне самой позвонить ему?» — Николь протянула руку к трубке и тотчас отдернула ее.
— Нет. Не сейчас.
«А когда же?!» — тихонько взвыла в ней та, что так и осталась в том дне, когда Джастин сказал, как бы между прочим:
— Да, кстати. Я сегодня уезжаю в Нью-Йорк. Ты же понимаешь, если я останусь в этой дыре, обо мне так никто и не узнает.
— Я понимаю, — ответила Николь уже из сегодняшнего дня, пустого и серого, несмотря на вечное солнце за окном. Его свет резал глаза, но не проникал в душу. С тех пор, как Джастин уехал, Николь носила в себе сумерки.
В последние дни ей не хотелось даже курить, и Николь сказала себе, что оказывается отучиться от этого вовсе не так сложно, как расписывают. Просто однажды у тебя вдруг пропадает вкус к жизни и ко всему, что составляет ее удовольствия. Но выбрасывать из дома сигареты она пока не стала.
«Что я скажу ему, если все же решусь набрать номер? — спросила она себя. — Проскулю, что не могу жить без него? Что без любви я превращаюсь в какого-то мерзкого демона, готового выместить свою обиду на жизнь даже ребенка? Что я окончательно потеряла надежду, узнав, что в этом деле замешан Рон Коллиз? Зачем Джастину знать все это? Он вырвал меня из сердца еще в тот день, когда решился уехать с Мэг. И если временами ему чудится, что его душа тоскует по мне, то это ведь только самообман. Подобно тому, как болит и ноет недавно ампутированная нога…»
Она попыталась усмехнуться: «Я — нога». И представила себя валяющейся в груде мертвых обрубков. Но это не показалось ей смешным.
Пытаясь разогнать давящую тишину, Николь произнесла вслух:
— Я скажу ему: «Джастин, я приеду на твою выставку». Только это. И повешу трубку. И пусть решает сам, что это значит для меня и для него. И как ему быть, если я когда-нибудь действительно приеду.
Девушку вдруг словно окатило холодной водой: не когда-нибудь, послезавтра! И все внезапно приблизилось, подступило к горлу беспомощными слезами, которые заставили Николь выкрикнуть:
— Позвони же мне еще раз!
В пустом доме голос прозвучал особенно жалобно. Закусив палец, Николь прислушалась к пустоте, и подумала, что не будь Кэтрин с сыном, эта музыка небытия окружала бы ее всегда. Зачем она напустилась на Кэтрин из-за этой машины? Разве подруга обязана в угоду ей отказываться от подобных даров судьбы? Она и так готова была сквозь землю провалиться, когда Николь выговаривала ей, видно же было… Какое она имела право чернить эту нежданную радость? Майк просто визжал, увидев эту злосчастную машину…
