Дочь Севера - Берристер Инга

Если я сейчас уйду он даже не узнает, что я была здесь, подумала Амели. Она уже повернула было к выходу, когда упрямая гордость стала нашептывать ей, что она не имеет права уйти, пока точно не убедится в том, что он спит.

Она подошла к постели и неуверенно посмотрела на Лейна. Тот не шевелился. Она потихоньку встала одним коленом на кровать, чтобы взглянуть на него поближе, и попробовала снова позвать его шепотом по имени. Если ответа не будет, значит, он спит, и можно будет с чистой совестью вернуться к себе в спальню и принести извинения утром, подумала Амели.

В ответ не раздалось ни звука, лишь спокойное ровное дыхание. Облегченно вздохнув, Амели стала вставать с кровати и в шоке замерла, когда Лейн вдруг протянул руку и схватил ее за запястье.

— Прогулки во сне, Амели? — насмешливо спросил он.

Его пальцы жгли кожу, и, как назло, его большой палец оказался как раз на точке пульса, так что он мог точно знать о ее реакции.

— Твоя кровь несется по венам так же быстро, как газель убегает от охотника.

— Ты напугал меня. Я думала, ты спишь!

Она вздрогнула, когда он освободил ее и тихо что-то пробормотал. Двигаясь с грацией пантеры, он наполовину откинул простыню и потянулся, чтобы зажечь лампу рядом с постелью.

— Если ты думала, что я сплю, что же тогда ты здесь делаешь?

Он совсем не выглядел сонным, наоборот, настороженным, как хищник в засаде.

Когда она нервно передернула плечами, его выражение лица резко изменилось.

— Что случилось? Ты себя плохо чувствуешь? — нахмурившись, спросил он. — Воздух пустыни может…

— Все в порядке, — поспешно заверила его Амели. — Дело не в…

Закусив нижнюю губу, она тщетно пыталась отвести взгляд от его торса. Он тоже явно не любил пижам, но, в отличие от Амели, видимо, предпочитал вовсе ничего не надевать на время сна. Когда он потянулся включить лампу, она увидела кусочек его обнаженного бедра и слегка покраснела.

— В порядке, — повторил он. — Тогда что…

Теперь он проснулся полностью. Амели поняла это и почувствовала странное ощущение в животе. Так легко было произносить короткую и исполненную достоинства речь в безопасности собственной спальни! Но сделать это теперь, балансируя на одном колене на постели Лейна и тщетно пытаясь сосредоточиться на том, что нужно сказать, а не на том, что под шелковой простыней Лейн был совершенно обнажен, было невероятно сложно!

Царапины на руке Лейна снова привлекли ее внимание. Они уже перестали кровоточить, но по-прежнему выглядели воспаленными. Когда она посмотрела на Лейна, то увидела, что он все понял. И ее взгляд потерялся в глубине его черных глаз…

— Эти царапины нанесла вовсе не Зара, — тихо сказал ей он. — У сокольничего появилась новая птица, и она слегка перенервничала на публике. Я предложил ему свою помощь, — сказал он и слегка пожал плечами. — Когда эта птица вырастет, из нее выйдет большой толк. Но соколица отказалась повиноваться тому, кто не был ее хозяином, и ясно дала мне это понять.

— Тебя поцарапал сокол? — Лицо Амели покрылось краской вины.

Теперь ей нужно было не один, а целых два раза извиняться перед ним. Она снова беспомощно взглянула на его руку и затем, прежде чем поняла, что делает, наклонилась вперед и стала нежно целовать пораненную кожу.

Когда она поцеловала последнюю царапину, то почувствовала, как Лейн дрожит всем телом. Затянутыми поволокой глазами она посмотрела на него.

— Я пришла извиниться, — тихо сказала она. — Я не должна была делать того, что сделала.

Наступила небольшая пауза, во время которой она почувствовала, как пульсируют ее собственные эмоции, будто обретшие собственную жизнь. Она ждала, когда же он наконец заговорит, и нервно облизывала пересохшие губы.

Он хрипло простонал:

— Не делай этого, Амели! — А затем сказал еще более хрипло: — Зачем, зачем ты пришла сюда?

Краска отлила от ее лица, и сделала черты еще более нежными и хрупкими. Амели начала вставать, чтобы уйти, но Лейн схватил ее за запястья обеих рук и прижал к своей обнаженной груди. Он заглянул в ее глаза, а затем опустил взгляд на губы. Тут Амели сделала интересное научное открытие: можно не иметь никакой возможности дышать, даже когда полуоткрыты губы и вокруг полно кислорода!

— Ты знаешь, что не стоило тебе быть здесь, не так ли, моя маленькая девственница?

Его маленькая девственница? Сердце Амели запрыгало, как рыбка, попавшая на крючок.

— Я…

Я могу уйти, собиралась сказать Амели, но не смогла, потому что Лейн поцеловал ее… Поцеловал сводящим с ума медленным, сладким поцелуем. Он просто прикасался к ее губам еще и еще, а затем еще раз, пока она не пожелала, чтобы он не отрывал своих губ, и они оставались там всегда.

Она заметила, что уже стоит обеими коленями на кровати, и Лейн тоже. Поэтому они прижались друг к другу телами… Его обнаженное тело и ее, едва одетое!

Амели чувствовала глубокие, сильные биения его сердца под руками, которые он прижимал к своей груди. Он целовал кончик ее носа, закрытые веки, виски и скулы маленькими, едва ощутимыми, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуями. Затем он взял ее лицо в свои руки и отвел назад волосы, чтобы исследовать кончиком языка ее изящные и чувствительные изгибы ушей.

Амели услышала собственные всхлипы как странный звук в отдалении, это были мольбы о еще большем блаженстве, которое он мог бы доставить ей. С закрытыми глазами она повернула голову, ища теплоту его губ. Ее маленькие кулачки все еще лежали на его груди, и прикосновение коротеньких курчавых волос к ее коже было волнующе сексуальным.

Его руки скользнули с ее плеч на спину, затем на талию, проникли под ее одежду и нежно сняли ее. В теплом свете лампы Амели видела их отражение в зеркале. Ее кожа казалась молочно белой против глубокого золота его загара, ее груди поднялись и соски стали более глубокого и яркого цвета, они прижимались к его груди и пульсировали желанием, которое переполняло ее всю.

Если бы он прикоснулся к ее груди, провел бы большим пальцем по соскам… Казалось, Лейн может читать все ее мысли и понимает все ее желания. Его рука обхватила ее грудь, и его губы прикоснулись к ее губам с мучительной нежностью, заставляя ее рот раскрыться в желании, и Амели прижалась к нему всем телом.

Она дразня его провела кончиком языка по его губам, пока он не поймал его своими губами, а потом его язык стал проникать все глубже и глубже во влажную сладость ее рта.

Когда она глухо застонала от наслаждения, он резко отшатнулся от нее.

— Амели, нет! — хрипло сказал он. — Это не…

Не желая слышать, что он хочет сказать, Амели прижала палец к его губам и стала жадно целовать его лицо маленькими страстными поцелуями. Потом она выдохнула в его ухо:

— Да, да!

Она убрала палец и прижалась к его губам, к его телу, чувственно двигаясь из стороны в сторону. Она, конечно, была девственницей, но это не значило, что она ничего не знала о страсти, о том, что такое желать!

Она провела руками по его телу, даже не пытаясь остановиться, и почувствовала, как он снова начинает дрожать. Его кожа была на ощупь как горячий гладкий шелк, и Амели уже знала, что ей всегда будет мало этих прикосновений. Она поцеловала его горло, провела кончиком языка по адамову яблоку и стала слегка покусывать его кожу, не желая принимать отказа и мучая его своим желанием.

Он не двигался, и тогда она запустила пальцы в мягкие волосы на его груди и слегка потянула их, пока ласкала языком его твердые мужские соски.

— Амели, ты девственница, — почти простонал он. — Я не могу…

Когда ее поцелуи стали спускаться вниз вдоль полоски волос на его груди, то она почти услышала скрип его зубов. Ее язык стал ласкать плоский пупок мужчины, любовь к нему наполняла душу чувственной бравадой, которая в другое время привела бы ее в шок. Она никогда и не думала, что в первую ночь любви будет инициатором, будет делать такие откровенные и вызывающие вещи, которые одновременно ошеломляли и возбуждали ее.