Виталий Ковалёв - Любовь, любовь, любовь...
Я захожу в море, и плыву, поднимаясь на волнах, и тогда вижу пляж, залитый солнцем, а когда опускаюсь в провалы между волнами, тогда не вижу ничего, кроме неба и чаек. Совсем незаметно меня прибивает к мужчине и молодой женщине в воде. Она, закрыв глаза, обнимает его за шею, я сразу вижу, что они, как принято говорить, занимаются любовью. Я стараюсь отплыть от них подальше, но волны снова несут меня к ним.
Чуть позднее на берегу я снова вижу эту парочку выходящей из воды — её, пышнотелую, в голубом купальнике, и его, мускулистого, загорелого «мачо». Они тоже садятся на велосипеды и едут впереди меня. Но вот женщина увеличивает скорость и далеко отрывается от своего спутника. Минут через пять она подъезжает к полноватому мужчине, который её тепло целует, а она, наклонившись над детской коляской, что-то там подправляет. Мне становится понятно, что это муж и жена. А вскоре подъезжает и «друг» её мужа, с которым она «купалась» в море, и все они начинают играть в волейбол. Я оставляю эту «идиллическую картину» позади и отправляюсь дальше.
Вот на велосипеде едет девушка и разговаривает вслух. Но это не сумасшедшая. Просто она говорит по телефону, который прикреплён к её уху под волосами. Её майка вся в искусной имитации разрывов, кажется, что девушка только что вырвалась из рук маньяка.
Проезжает мимо на велосипедах группа иностранцев. На всех велосипедные защитные шлемы, налокотники, наколенники, велосипедные перчатки и очки. Я, лишённый всей этой амуниции, в своей майке и шортах похож на местного туземца, проезжающего мимо приезжих белых людей. Но мой велосипед с воздушным амортизатором в сто раз лучше, чем их велосипеды.
Атлетически сложенные парни делают пробежку вдоль моря. Глядя на них, не столь атлетически сложенные мужчины расправляют плечи и подтягивают животы. Но они быстро забывают об осанке и приобретают прежние очертания. Их и так любят.
А вот прямо в воде стоит лавка, на её спинке, поставив ноги на сиденье, заливаемое волнами, сидит девушка и плачет, глядя в море. А чуть поодаль гурьба малышей занята постройкой замков и тоннелей. Совершенно голые, только на девочках блестят бусики и серёжки, они заняты важными делами: носят в ведёрках воду из моря, кидаются мокрым песком, ищут янтарь среди ракушек, «плывут» по мелководью, перебирая руками по дну и шлёпая ногами по воде с отчаянными призывами, чтобы их мамы на берегу на них посмотрели. Выпятив загорелые животы, дети сосредоточенно лижут мороженое, кричат, смеются, плачут, отнимают что-то друг у друга и смотрят на меня огромными глазищами, когда я проезжаю мимо. Ко мне подбегает голый крошечный мальчуган.
— Я не просто так кидаю песок в воду. Я прогоняю чужие корабли! — сообщает он мне доверительно.
— Молодец! — говорю я ему серьёзно и еду дальше вдоль моря, что раскинулось, как любимая книга, у которой нет конца.
Художница
В нашей Художественной школе появилась новая ученица — Наташа. Только и слышно было, что она, учась в девятом классе, уже превосходит лучших учеников 11-го, выпускного класса. Но так получалось, что мне ни разу не удавалось её встретить. Наша школа и Академия художеств располагаются в одном старинном здании. Таинственные коридоры, лестницы, ведущие под крышу, где находятся мастерские. Сквозь высокие готические окна на всё падает загадочный свет витражей. Проходящие в этом свете окрашиваются в причудливые цвета и словно распадаются на кусочки яркой мозаики.
Я встретил её в пустом коридоре, она шла мне навстречу. Светло-русые волосы, длинная коса до пояса, за стёклами очков внимательные серые глаза, и на губах лёгкая усмешка. Рубашка на груди расстёгнута до опасного предела, потёртые джинсы в краске. Она прошла мимо, и на меня пахнуло прохладой весенних листьев. Или это ветер влетел через открытое окно, за которым шумели деревья? А ещё я почувствовал запах масляной краски и сигаретного дыма.
Потом мы часто виделись в узких коридорах, переходя из помещения в помещение. И неизменно я замечал чуть насмешливый взгляд, но ни разу не слышал её голоса. Прошло около месяца, и я стал часто встречать Наташу. у окна возле нашей мастерской. Я выходил в перерыве в коридор, и каждый раз видел её стоящей у стены с книгой. Меня заинтересовало, что же она так увлечённо читает. Ведь книгу-то она держала в руках перевёрнутой «вверх ногами».
— Интересная книжка? — спросил я её, заглядывая в книгу. — На каком языке написано?
Она подняла на меня глаза, сверкнула тонкая золотая оправа её очков.
— Наконец-то ты догадался! — сказала она, смеясь, и сделала движение, как будто хотела стукнуть меня книгой по лбу.
Мы подружились, стали встречаться и… полюбили друг друга. Тёплая, ранняя весна была в разгаре, в воздухе был разлит аромат клейких липовых листьев. Как хорошо дышится, когда впереди лето, а любимые глаза так близко! Мы уезжали в лес, целовались, рисовали и возвращались в темноте. Шли по асфальтовой дороге, освещённой фонарями, под звёздами, между двумя тёмными стенами лесного парка. Всё только начиналось!
Но пришёл странный день. Я ждал её в парке и, наконец, увидел идущей в самом конце аллеи. Она была очень далеко, но у меня при виде её упало сердце. Походка, взгляд — всё говорило о страшной беде. Я стал допытываться, что случилось. Но она успокаивала меня, говоря, что всё хорошо. Однако лицо её было бледным и несчастным.
— Я хочу подарить тебе блокнот, — сказала она, протягивая мне свёрток.
Я развернул пакет, достал из него красивый небольшой блокнот и, открыв его, прочитал на первой странице:
«Будь счастлив!»
Наконец она успокоилась, посмотрела мне в глаза и, взяв за руку, сказала: «Пошли! Не будем думать ни о чём плохом».
Я был уже студентом Академии художеств, а она продолжала учиться в школе. Мы виделись каждый день после занятий, а летом я приезжал к ней на практику. На целые дни мы уходили в поля, в леса, а возвращались затемно. Но вот пришёл последний день практики, завтра — смотр, а у неё не хватало одной композиции. Было уже темно, мы спускались с покатой вершины холма в низину, залитую, как чаша, туманом. Туман доходил нам до колен, потом до пояса, и вот мы уже шли по грудь в тёплом тумане.
— Давай ляжем и посмотрим, как там, под туманом, — сказала она.
Мы легли на траву, смотрели вверх, и ничего уже не видели наши глаза…
— Ты успеешь? — спросил я её.
— Конечно! Я всё уже придумала. Я могу сделать эту работу с закрытыми глазами.
Она стала рисовать рукой в воздухе, поднимая её всё выше, а рука постепенно таяла в тумане.
