Светлана Бестужева-Лада - Фарфоровая кукла
Андрей поднял глаза и увидел, что к нему подошел давний друг его отца и верный поклонник матери — Иван Иванович Демин, знаменитый своими мозаиками и фресками. Правда, знаменит он был только в кругу знатоков: правительственных заказов, в отличие от своего друга, не жаловал. В прежние времена жил тем, что расписывал стены клубов и домов культур в глубинке — подальше от начальственного всевидящего ока. Теперь же ни один, спроектированный Андреем дом, не обходился без участия Ивана Ивановича.
«Маленькие шедевры», — ахали восхищенные заказчики, которые первоначально с большим скепсисом относились к идее цветных витражей в гостиной или мозаичного пола в холле. Но Андрей таких капризов не терпел и тут же предлагал заказчику поискать другого архитектора, с более тонким вкусом.
Охотников на это не находилось, и Иван Иванович процветал, хотя работал над каждым заказом долго, кропотливо и только собственноручно. Андрей подозревал, что практически все гонорары уходили на подношения его матери, но прямыми доказательствами не располагал.
— Да так, ни о чем, — улыбнулся Андрей в ответ. — Ни о чем и обо всем сразу. Например, о том, почему мама терпеть не могла свою лучшую работу и никогда больше ничего не делала в таком стиле.
— Ты это о чем? — удивился Иван Иванович. — Адочкины работы, царствие ей небесное, я все знаю, не хуже своих. О какой речь?
— О «Судьбе».
— Какой судьбе?
— Панно так называется — «Судьба». Мельхиоровый гладкий поднос, а на нем — карточный расклад. У меня в кабинете висит.
— Панно помню, вещь изысканная. Но никогда не думал, что это… Странно. Действительно, совсем не в ее стиле. Может быть, этот карточный расклад что-то обозначает?
— Не думаю, — покачал головой Андрей. — Мама всегда была абсолютно равнодушна ко всем гаданиям, ворожбе, волшебствам. Как и отец…
— Отец-то действительно был большим скептиком, но вот Адочка… Мне кажется, это было чисто внешне. Она ведь была верующей…
— Мама?!?
Иван Иванович грустно усмехнулся:
— Действительно, дети плохо знают своих родителей. При жизни твоего отца она, конечно, старалась его этим не раздражать, но когда овдовела… Впрочем, церковь посещала регулярно, и посты соблюдала, и исповедовалась.
— Откуда вы знаете?
— А оттуда, милый юноша, что я — ее крестный отец. Хотя взрослым людям можно, в принципе, и без крестных обходиться, но я сам отвез ее к одному своему знакомому батюшке, в подмосковном приходе. Там все и произошло, келейно, так сказать. Потом она уже сама к нему ездила. Последний раз просила благословить на операцию…
— И?
— И не получила благословения, — сухо сказал Иван Иванович. — Но все равно сделала по-своему, а вот почему впервые в жизни священника ослушалась, так то даже мне неведомо. Когда я был у нее в больнице последний раз, она говорила со мной из-за ширмы: не хотела, чтобы я ее больную видел. И сказала, что… Подожди, она сказала какую-то очень странную фразу, я даже переспросил…
— Вот ты где! — раздался звонкий женский голосок. — А я тебя по всему залу высматриваю. Что же ты гостей бросил?
Меньше всего сейчас Андрею хотелось общаться именно с обладательницей этого звонкого голоска. Лелечка, его последняя подружка, топ-модель, объект зависти всех знакомых мужчин. Роскошная русоволосая синеглазка, с ногами непомерной длины и эталонной фигурой.
Правда, главным ее достоинством по мнению Андрея было то, что девушка без напряжения могла молчать часами: полировать и без того безупречные ногти, задумчиво курить длинную сигарету, разглядывать любые картинки — хоть в энциклопедии, хоть в модных журналах. Она раздражала Андрея меньше всех остальных женщин, но… Но молчаливость компенсировалась почти полным отсутствием интеллекта: разговаривать Лелечка могла только на самые простые темы и разнообразием, равно как и обширностью, ее словарь не отличался.
— Я тебе нужен? — сухо спросил Андрей.
Надо же было ей вклиниться на самом интересном месте!
— Мне? Нет, зачем? Мы же никуда не едем сегодня, а в постель идти еще рано…
— Леля, мы не одни, — сквозь зубы прошипел Андрей.
— А что такого я сказала? Мы же в основном в постели…
— Леля!!!
Интонации девушка понимала гораздо лучше, чем слова. Нисколько не обидевшись, она кончиками пальцев послала Андрею воздушный поцелуй и удалилась своей фирменной походкой. Андрей с нетерпением обернулся к Ивану Ивановичу, но того уже ангажировал какой-то длинноволосый то ли кинокритик, то ли искусствовед, и, судя по всему, прерывать начатую беседу собирался не скоро.
Андрей сделал маленький глоток вина из бокала и чуть заметно поморщился. Очень изысканно, конечно, но лично он предпочитает что-нибудь посолиднее. Глоток бренди, например. Или рюмочку хорошего марочного коньяка. Но матушка давно вбила ему в голову, что на светских мероприятиях немыслимо подавать крепкие напитки, иначе неизбежно скатишься до уровня богемы. А мы, Лодзиевские…
«А мы, Лодзиевские, таких голубых кровей, что можно подумать — прямиком от Габсбургов или Бурбонов происходим. Впрочем, в дальних родственниках у отца, кажется, числились и Понятовские, и Браницкие. Но только что числились, да и намекала на это, в основном мама, отец помалкивал. Чудо, что с такой родословной он уцелел в нашей сумасшедшей стране. И еще большее чудо, что в этой стране он жил так, как если бы являлся подданным какой-нибудь европейской страны…»
Действительно, сколько Андрей себя помнил, в доме всегда было полно прислуги. Домработницы, как таковой, не было, зато были домоправительница, горничная, кухарка и шофер, а также приходящие полотеры, мойщики окон, приглашаемые на вечер официанты и повара.
У маленького Андрюши была няня, потом ее сменила гувернантка-немка. Английскому и французскому мальчика тоже обучали дома, по какой-то особой методике, а итальянскому — профессиональному языку архитекторов — сам отец, находя для этого несколько часов в неделю, как бы он не был занят.
«Вот и получилась династия, где я — зодчий чуть ли не в пятом поколении. И, наверное, последний отпрыск старинного рода: на мне он благополучно и прервется».
Сначала Ада отвергала всех потенциальных невест, предъявляя к будущей снохе и матери своих внуков совершенно немыслимые по современным меркам требования, потом сам Андрей привык к беззаботной холостяцкой жизни и уже сам пресекал попытки матери сосватать ему ту или иную «подходящую девушку».
Со всеми этими девушками, обладавшими безупречными манерами, тонким вкусом и, разумеется, прекрасным образованием, ему было нестерпимо скучно. А уж лечь с такой в постель — все равно, что положить на супружеское ложе прекрасную говорящую куклу, которая никогда не допустит никакого промаха, будет говорить только то, что следует говорить, и делать то, чего от нее хотят. Потому что своего «я» при такой свекрови, как Аделаида, ни у кого быть не могло по определению. Даже при жизни отца домашние проблемы решались исключительно хозяйкой.
