Ольга Некрасова - Кого ты выбрала, Принцесса?
— И все же почему? — спросил журналист, вставая.
— Потому, — по-девчачьи отрезала Наталья и показала ему язык.
2
Медсестра битый час болталась в универсаме, и Наталье приходилось самой заполнять карточки. Поэтому прием шел медленно. С другой стороны, медсестра накупила продуктов и на ее долю — значит, час вечером можно считать сэкономленным. А очередь в коридоре они вдвоем разметали моментально. И очередь-то была крохотная — лето.
— Еще двое мужчин, последние, — выглянув в коридор, сообщила медсестра. — А карточек на них нет.
— Зови уж, — сказала Наталья. — Зови без карточек.
Она была почти уверена, что увидит этого настырного журналиста. Кто в таком случае второй мужчина, вопросов не вызывало: Павел Костомаров, отец спасенного мальчика.
Про него, надо сказать, сообщал не только журнал Георгия Анатольевича «Влад». И не в первую очередь «Влад». Первым было радио "Эхо Москвы", и говорили там не всякое вранье, а вещи простые и важные: Костомаров Павел Васильевич, бизнесмен, эксклюзивный дистрибьютер фирмы «Сэнди» в Москве (годовой оборот оценивается в полмиллиона долларов и не считается крупным в сфере компьютерных игр), тридцати двух лет, с женой в разводе. Ну и все остальное про его сына и неизвестную блондинку.
А потом сразу две газеты нашли по блондинке-спасительнице: студентку медучилища и процедурную сестру.
"Эхо Москвы" высказалось в том смысле, что сейчас лето, депутаты на каникулах, цирк на гастролях и газетам, видно, очень не хватает новостей, раз они запускают таких «уток». И устроило лжеспасительницам и отцу мальчика встречу в прямом эфире.
На этой встрече Костомаров Павел Васильевич, бизнесмен тридцати двух лет (годовой оборот оценивается в полмиллиона долларов и не считается крупным), с женой в разводе, повел себя непонятно. Он узнал обеих. Или, мягче выражаясь, не не узнал. Сказал, что был в шоке, не помнит — вроде эта, а может быть, и та. Дело кончилось тем, что и та, и эта вцепились друг другу в волосы и порвали на Павле Васильевиче пиджак.
Наталья все это послушала по радио и решила, что третьей претенденткой не станет. На Павла Васильевича она очень обиделась.
Если отбросить множество всяческих причин и обстоятельств, от собственной гордости до многолетней загнанности матери-одиночки… Вот еще тоже словцо! Мать не может быть одиночкой, раз у нее ребенок… Если скинуть пяток лишних килограммов, встряхнуться-приодеться… Опять же макияж при вечернем освещении… Короче, Наталья совсем не возражала бы, чтобы у той блондинки на снимке в журнале было ее, Натальино, лицо. Только не в этом журнале. Не у Георгия, спасибо ему, Анатольевича. И даже вовсе не в журнале, а в таком альбомчике с прозрачными кармашками — много-много фотокарточек девять на четырнадцать, и на всех фотокарточках, кроме известной троицы, еще и Димка, он будет старшим братом.
Дверь стала отворяться, Наталья склонилась над столом и зачеркала ручкой в карточке бабки Поточиной.
— По одному, — бросила она, не поднимая головы, но вошли, понятно, оба. Журналист (Наталья заметила боковым зрением) так и впился глазами в лицо Костомарова.
Наталья оторвалась от своих каракулей и поймала взгляд этого предателя. С женой, главное, в разводе, так подавай ему студентку и медсестру, причем обеих сразу. Их глаза встретились, и она поняла: узнал.
— Она? — не выдержал журналист.
Костомаров Павел Васильевич, годовой оборот в полмиллиона для него уже, видите ли, не считается крупным, стоял и мялся. Пиджак на нем был, между прочим, тоже велюровый, как на журналисте, но это ничуть не раздражало Наталью. Господи, поняла она, ему стыдно. Наболтал, нахвастался, как мальчишка, а теперь ему стыдно. Этак, чего доброго, не признает меня. Со стыда.
— Она, — буркнула Наталья, помогая Костомарову Павлу Васильевичу, с женой в разводе.
— Она, — улыбнулся Костомаров Павел Васильевич и сразу стал Павлом.
Подошел к Наталье и неловко потянулся обнять ее через стол. Она встала ему навстречу, а Павел, оказывается, не обниматься тянулся, Павел сразу стал так по-родственному ее целовать, и Наталья постаралась, чтобы поцелуи у него выходили уже и не вполне родственные.
Целоваться через стол было неудобно и не очень интересно. Наталья обдумала сложный маневр под названием "Выход из-за стола, не прерывая поцелуев", и, увлекая за собой Павла, шагнула вбок. Надо было сделать еще по два шага, стол бы кончился, и они бы сошлись. Но Павел просто взял ее под мышки и перенес через стол. Наталья успела только ойкнуть и поджать ноги.
Пролетая над столом, она уверенно и счастливо почувствовала, что все у них получится. Ну буквально все. Вплоть до семейного альбома с прозрачными кармашками. Павла можно было вести, как в танце, и она повела. Не вполне родственные поцелуи стали совершенно неродственными, причем Наталья отвечала на них очень скромно; она только давала понять Павлу, до каких границ ему дозволено идти, и он броском выходил к этим границам, не ближе и не дальше.
Это был диалог на языке глухонемых. Ни медсестра, ни настырный журналист ничего не поняли. (Наталья, во всяком случае, на это надеялась.) Для них счастливый отец целовал спасительницу своего ребенка. Чуть, может быть, дольше, чем следовало, но кому это определять — сколько положено целоваться в таких случаях? Все было в рамках приличий. Все.
— Фотика я не взял, — откуда-то из других миров посетовал журналист.
Наталья в последний раз ответила на поцелуй, откровенно куснув Павла за губу. Мол, границ нет, только назначь, когда и где.
— Георгий Анатольич, вас здесь не стояло, — ледяным тоном сказала она журналисту. — Если вы надеетесь на интервью, то…
В последний момент она пожалела этого пузатого Георгия Анатольевича. Все-таки он ее нашел. Здесь рядом три огромные больницы, две поликлиники, детская и взрослая, — с ума сойти, сколько он косолапил своими стоптанными туфлями, сколько людей расспросил, чтобы заполнить свой блокнот фамилиями подходящих под описание врачих, сколько потом тупо обходил одну за одной…
