Кэтрин Гаскин - Край бокала
Но тут незнакомец тихо присвистнул, и его рука потянулась к самой лучшей, самой изящной из стоявших здесь вещей — хрустальному бокалу с двумя ручками из витого стекла, украшенными листиками и цветами. На самом бокале был изображен чей-то портрет с гравированной надписью. Гость перевернул бокал, чтобы посмотреть марку гравера. Руки его были сильными и уверенными, так что можно было не опасаться за судьбу этой старинной вещицы.
— Это Шеридан… — проговорил он не глядя на меня.
— Да.
— Сколько стоит?
Этого я не знала. Обычно, когда по субботам торговала, подменяя Бланш, пользовалась ценниками на то или иное изделие. Сама же я не знала, что сколько стоит в магазине. Это знали Бланш и ее компаньонка Мэри Хагис.
— Эта вещь не продается, — пришлось ответить мне.
— Но вы же показали ее, — удивился он.
Это была правда, но я сама не могла понять, отчего это сделала.
— Я думала, что вы хотите посмотреть хороший ирландский хрусталь.
Он пожал плечами:
— Для того чтобы просто смотреть, есть музеи. Но если бы этот бокал продавался, то сколько, к примеру, он мог бы стоить?
Я почувствовала, что попалась. Он, очевидно, понял, что мне самой это неизвестно. Желая назвать цену подороже, я сказала первое, что пришло в голову:
— Семьдесят гиней.
— Вы с ума сошли, — заметил он беззлобно, просто констатируя факт.
— Но это очень хорошая работа, — попыталась я отстоять свою позицию.
Гость снова улыбнулся. Он, по-видимому, решил снисходительно отнестись к моему невежеству…
— Позвольте мне рассказать вам кое-что. Это не просто «очень хорошая работа». Это — уникальная вещь. Если бы вы интересовались историей английского стеклоделия, то нашли бы изображение этого бокала в любом каталоге.
— «Английского»? — Эта его оговорка снова придала мне уверенности в себе.
— Английского, — повторил незнакомец. — Это ведь так называемая каллоденская чаша. Оригинал этого бокала и две сделанные с него копии стали главной причиной, по которой семья Шеридан вынуждена была переселиться в Ирландию, и их счастье, что им разрешили это сделать, не обвинив в измене.
— «В измене»? — переспросила я.
— Да. Вот видите, — указал он на портрет, — это Чарльз Эдвард Стюарт, принц Чарли — юный претендент на престол во времена якобитов. Вот эти цветы — чертополох и розы — символы шотландской и английской короны. Шериданы тогда стояли за претендента, и сам великий Томас Шеридан сделал две копии со своего первого бокала и послал их принцу, когда тот со своим войском, если мне не изменяет память, в 1745 году вошел в Ливерпуль. Вы должны знать английскую историю лучше меня.
Потом счастье снова отвернулось от Стюартов, и принцу пришлось бежать на север. Можно сказать, битва на Каллоденских болотах была концом мечты якобитов. После поражения при Каллодене один бокал был найден в вещах, брошенных принцем. Говорят, его разбил сам военачальник — победитель, герцог Кумберлендский. Шериданы бежали в Ирландию. Но где-то между Ливерпулем и Каллоденом исчез второй бокал — то ли был разбит, то ли отдан кому-то из верных людей.
— А еще один?
— До сих пор в семье Шеридан, в Ирландии.
Я в изумлении уставилась на бокал, который гость все еще держал в руках.
— Тогда, значит, этот…
— Это тот самый, что был тогда потерян.
Он любовно смотрел на эту удивительную вещь и нежно касался ее сильными пальцами, словно гладил тело возлюбленной. Голос его стал тихим и мечтательным.
— Где же он был больше двухсот лет?.. Может быть, лежал у кого-то в чулане, так как показывать его было опасно, до тех пор, пока не забылась история принца? А потом, должно быть, был продан с аукциона. Вместе с другим имуществом. И как же он нашелся? Боже, какой невероятный случай!.. И чтобы именно ей…
Тут незнакомец умолк и сам поставил бокал на полку, прикрыв дверцу шкафа.
— Как видите, — продолжал он уже обычным тоном, — эта вещь бесценна. Она могла бы украсить коллекцию какого-нибудь миллионера или вернуться в семью Шеридан. Или же, — тут он усмехнулся, — вы, как патриотка, могли бы подарить ее Музею Виктории и Альберта на том основании, что это действительно английское изделие.
— А вы чуть не купили ее за семьдесят гиней, — заметила я.
Он покачал головой:
— Конечно, подобная вещь не может доставить удовольствия — это почти все равно, что украсть ее у вас.
— А если бы она могла доставить удовольствие? — спросила я вдруг.
Он снова усмехнулся и ответил с вызовом:
— О, я всегда готов попытать счастья с лошадью или с женщиной.
— К счастью для них, не так ли? — сказала я в тон. — Так мило с вашей стороны предоставлять им такой шанс.
— Я думаю, — парировал гость, — что вы хотите посмеяться над бедным сельским парнем с болот. — Его ирландский акцент заметно усилился.
— Я здесь для того, чтобы помогать покупателям, а не смеяться над ними.
— Ну да. — Он, как мне показалось, помрачнел. — Действительно, я — покупатель, а вы — дочь Бланш д'Арси.
— И что это должно означать?
— Решительно ничего. Я, кажется, должен вам три гинеи? Поскольку я не богатый коллекционер, мне лучше уйти отсюда и не отрывать вас от дела. — С этими словами он отсчитал деньги и положил на стол ровную сумму, чтобы мне не надо было давать сдачи.
— Вы знали мою мать? — спросила я.
— Нет, я никогда не был знаком с Бланш д'Арси. Счастливо оставаться.
Он повернулся и пошел к выходу. Я сказала: «До свидания», но он, кажется, не услышал меня. В дверях он снова обернулся, и я сделала шаг ему навстречу.
— Еще один вопрос, — сказал незнакомец. — А вашего отца тоже нет в живых?
Я тихо охнула и сердито выкрикнула:
— А вам какое дело?!
— Пусть это вас не беспокоит, — произнес он примирительно и вышел, закрыв за собой дверь.
Выглянув в окно, я увидела его высокую фигуру на Королевском проспекте у автобусной остановки. Я побежала к дверям и успела заметить, как он сел в автобус номер одиннадцать и уехал.
Вплоть до полудня я была подавленна и неспокойна. Заходила одна из постоянных покупательниц Бланш, но я невпопад отвечала на ее вопросы и, наверное, показалась невежливой. Возможно, она больше не придет сюда, но тогда я думала только о письме, полученном накануне, и о человеке, который рассказал мне о каллоденской чаше.
После полудня я рекламировала сигареты, делая вид, что курю их перед камерой. Это и есть моя основная работа. Дело нелегкое. Особенно трудно изобразить настоящее удовольствие от сигареты, но без этого не получится рекламы. Когда все закончилось, меня попросили к телефону. Звонил мой агент Клод.
