Терри Грант - Золотая Венеция
– Синьора желает осмотреть Венецию?
– Синьора уже это делает, – ответила Мария по-итальянски и обвела рукой пространство раскинувшегося перед нею канала.
Гондольер рассмеялся, щурясь от яркого солнца.
– Ну что вы, это всего лишь ее туристическая часть, – перешел он на родной язык. – Настоящая Венеция скрыта в маленьких, неприметных каналах, пробегающих мимо никому неизвестных домов, где живут самые обычные люди.
Он вышел из лодки и, поднявшись по ступеням, протянул Марии раскрытую ладонь.
– Я покажу вам закулисную жизнь города-театра. Поверьте, она намного интереснее привычного блеска декораций.
И Мария, словно завороженная, не в силах отвести взгляда от его больших карих глаз, лучившихся каким-то тихим внутренним светом, медленно положила свою руку в его сильную ладонь, с удивлением почувствовав, как от этого прикосновения вспыхивает в ее душе уже когда-то пережитое и давно забытое чувство…
Та, первая поездка по Венеции, оказалась для нее поистине незабываемой, как и все последующие, как и сегодняшняя, которой, кстати сказать, уже давно было пора завершиться, но Мария все никак не могла решиться прервать это долгое плавание, сопровождаемой тихим плеском волн.
– Вы, наверное, меня осуждаете… Но для того, чтобы вы поняли, почему именно я не желаю разговаривать со своим мужем, мне пришлось бы подробно рассказать вам всю историю нашей с ним совместной жизни, – прервала Мария затянувшееся молчание. – А она слишком долгая и не слишком интересная. Поверьте мне. И я приехала сюда вовсе не для того, чтобы вспоминать о ней, а наоборот, чтобы забыть.
Они немного помолчали.
– А знаете, я заметил, что вы тоже понравились Венеции, – перевел Лоренцо разговор на нейтральную тему. – Каждый раз, когда вы совершаете прогулку по ее главной улице, все вокруг озаряется солнечным светом, даже если с самого утра погода была пасмурная.
Мария рассмеялась.
– Сразу видно, что ваша работа – общение с туристами. Вы умеете убеждать.
– Не всегда. Чаще я должен уметь угождать, выполнять любой каприз любого гостя Венеции, который окажется в моей лодке, быть вежливым, веселым и услужливым. И только когда стемнеет, кукла-гондольер может сбросить ярко раскрашенную картонную маску и стать человеком, самим собой – живым и настоящим.
Мария села к Лоренцо вполоборота.
– Надоедает? – сочувственно поинтересовалась она, окинув выразительным взглядом гладь канала.
Лоренцо пожал плечами.
– Как и любая другая работа с течением времени.
Мария бросила на него внимательный взгляд.
– Вот как… Мне, как хорошо обеспеченной американке, долгое время тратившей деньги мужа-банкира, этого не понять, – усмехнулась она.
– Вы совсем не похожи на избалованную миллионершу, – заметил Лоренцо. – Тем более американскую. Вежливы, внимательны, не амбициозны.
– Вам бы теперь в полиции работать, после стольких лет наблюдений за людскими нравами… Кстати, а как давно вы проводите ваши «социальные исследования»? Сколько лет вы работаете гондольером?
Лоренцо призадумался, подсчитывая.
– Восемь… даже восемь с половиной.
– Ого, не удивительно, что вы так быстро распознали мой обман… Вернее, не обман, а преувеличение. Я действительно не американка. Хотя уже шесть лет живу в Штатах. Да и насчет обеспеченности я погорячилась… А вот насчет мужа – чистая правда.
– Он действительно банкир?
– Да, и не просто банкир, а банкир до мозга костей. До самозабвения преданный своему делу. Рыцарь баксового образа.
Лоренцо окинул Марию каким-то неопределенным взглядом.
– Разве возможно быть рыцарем другого образа, видя перед собой ваш? – проговорил он, то ли обращаясь к Марии, то ли к самому себе.
Мария смутилась и, не зная, что ответить на этот неожиданный комплимент, сделала вид, будто всецело занята разглядыванием палаццо Сагредо, мимо которого они как раз проплывали.
– Ну… мой образ он видит не так уж часто. Он ведь не напечатан на денежных банкнотах, – ответила она.
– И слава богу. Ни к чему, чтобы им любовались все подряд, – улыбнулся он. – Это привилегия счастливчиков.
Мария бросила на него удивленный взгляд.
Интересно, что это: дежурный комплимент или… попытка, выражаясь языком моей мамы, закрутить роман? – подумала она.
– Знаете, вы тоже не очень похожи на итальянца, – заметила Мария вслух. – Спокойный, сдержанный, рассудительный…
Лоренцо негромко рассмеялся.
– Поверьте, это только до поры.
Мария окинула его недоверчивым взглядом.
– Скажите, а эта профессия – гондольер, она у вас потомственная?
– Нет, я не венецианец. Мои родственники до сих пор живут в Калабрии. Там родился и я. В детстве моим любимым увлечением было рисование. Я любил рисовать деревья, цветы, небо, дождь, весенние луга. Я был уверен, что стану художником. Но все вышло по-другому. В нашей семье было четверо детей: мы с братом и две сестры. Витторио самый старший из нас. Он занимал место отца, который умер, когда младшей сестренке не было еще и года. Витторио считал мое увлечение живописью легкомысленным. Он говорил, что я должен учиться управлять хозяйством. При каждом удобном случае он пророчил мне будущее успешного фермера. Но меня притягивали репродукции Ренуара и Моне, а вовсе не сельскохозяйственная техника и выручка от урожая. Однажды на большом полотне я нарисовал нашу деревеньку и повесил свое произведение в столовой. Витторио пришел в ярость, он назвал меня дармоедом. Кричал, что вместо того, чтобы помогать ему кормить семью, я предаюсь праздному безделью. На следующий день я ушел из дома, забрав с собой только мольберт и кисти. В записке, которую я оставил на пороге спальни матери, я написал, что буду устраивать свою жизнь так, как считаю нужным.
После многочисленной смены городов и профессий я поселился в Венеции. Поначалу все здесь было для меня чужим, непонятным и неприступным. Но, как пишут в романах, шли годы, и этот город постепенно открывал мне потайные уголки своей хрупкой и загадочной души, а я внимал ему, сначала недоверчиво и робко, затем зачарованно и удивленно, а теперь я восторженно вглядываюсь в его облик и прислушиваюсь к каждому его звуку, к каждому плеску волн, и никогда не покину его – он заменил мне дом, в котором я родился.
Мария внимательно слушала своего собеседника, задумчиво разглядывая оживленные пристани с многочисленными ресторанами и кафе.
– А вы еще виделись со своими родственниками? – спросила она, когда Лоренцо закончил свой рассказ.
– Шесть лет назад, после рождения дочери, – немного помедлив, ответил Лоренцо.
– Вашей дочери тоже шесть лет, как и моему Дэвиду? – оживилась Мария. – Подумать только, какое совпадение. А где она сейчас?