Джорджина Форсби - Только этот мужчина
Сжав губы, она энергично подняла свою тяжелую сумку: здесь было множество разных необходимых вещей и книга по садоводству, с которой она никогда не расставалась. Несмотря на сомнения, Палома не собиралась позволить событиям, вторгшимся в ее жизнь, сломить себя.
Еще пять месяцев! Так невыносимо долго!
— Что я наделала? — бормотала она, открывая дверь. — Что же я наделала?
1
Десять лет — целую вечность тому назад — она в последний раз была в этих местах, шагала по этой дороге под палящим солнцем в поношенных шортах, обтягивавших ее стройные бедра, тенниске, шляпе из сурового полотна и сандалиях на узких ступнях. Сейчас дорогу заасфальтировали, а в тот день ее ноги были белыми от пыли, когда она подходила к станции «Голубиный холм», названной по имени вырисовывавшегося в знойном воздухе холма, покрытого кустарником, над которым почти всегда можно было увидеть неторопливо летящего дикого голубя.
Конечно, Палома не думала, что вернется сюда на шикарной машине, стоящей таких денег, каких она не могла и представить себе в семнадцать лет. Тогда она мечтала лишь о работе в магазине, замужестве и детях.
Если бы тогда в столичном отеле не забыли передать записку Джону Патерсону, то ее жизнь скорее всего была бы именно такой. Однако этого не произошло. И может быть, отчасти поэтому она стала вполне самостоятельной женщиной с внешностью, известной всему миру. И всем этим она обязана тому неизвестному лицу, думала Палома, иронично сжимая свои красивые губы, которое не удосужилось выполнить свои обязанности.
Заметив, что уже давно едет по противоположной стороне дороги, она нетерпеливо повернула руль. Палома уже много лет не водила машин в странах с левосторонним движением, поэтому ей пришлось прервать воспоминания и внимательнее следить за дорогой.
Пять почтовых ящиков блеснули впереди. На воротах виднелась табличка «Поместье «Голубиный холм» и ниже более мелкими буквами: «Д. Патерсон». Палома почувствовала, как защемило сердце.
Переведя дыхание, она нажала на газ. Машина с ревом промчалась мимо загона для скота и понеслась по дороге, петляющей среди пастбищ, по направлению к видневшимся крышам. Это были три фермерских домика, укрытых от южного ветра зеленым холмом, сплошь покрытым лесом. Не доходя метров двухсот до первого из них, шоссе раздваивалось. Палома выбрала дорогу, ведущую к усадьбе, уютно расположившейся позади садов. Из-за деревьев выглядывала ее бледно-оранжевая крыша.
При мысли о предстоящем у женщины пересохли губы. Ей потребовалось совершить над собой усилие, чтобы побороть желание немедленно повернуть назад, а затем и вовсе убраться как можно дальше от Новой Зеландии. Она нажала на тормоз, и пристяжной ремень врезался в ее грудь. Освобождаясь от него, она взволнованно пробормотала:
— О нет, ты не должна так поступать!
Аллея из густой зелени вела к посыпанному гравием подъезду красивого двухэтажного дома, построенного в стиле колонистов из Джорджии, модном около двадцати лет назад. Выключив двигатель, Палома осталась сидеть в салоне. Ее ладони стали влажными, а по спине стекала неприятная струйка пота. Она быстро вытерла пальцы о носовой платок, взяв себя в руки, глубоко вздохнула и решительно вышла из машины.
Палома знала, кто ждет ее в этом доме. Вопреки советам Ника она написала Джону о цели своего приезда.
— Он смоется, — высказал предположение Ник.
— Только не Джон Патерсон!
Эта мысль была просто абсурдна. Частный сыщик посмотрел на нее пронизывающим взглядом, но все же не задал вопроса, готового слететь с языка, а только проворчал в ответ:
— Тогда он встретит вас в дверях с целой армией адвокатов, размахивающих юридическими документами, и парочкой полицейских.
— Я предусмотрю и этот вариант.
Теперь, глядя на знакомый дом и после стольких лет все еще находясь во власти воспоминаний, связанных с ним, она вдруг подумала: что, если Ник окажется прав?
Только хладнокровие и сила воли были способны заставить ее пройти по тропинке, обсаженной низкой, аккуратно подстриженной живой изгородью, к входной двери с изящным полукруглым окном над ней. Облизнув запекшиеся губы, она позвонила.
К ее удивлению, дверь открыл сам Джон. Взгляд огромных, золотисто-зеленых глаз Паломы скользнул по его лицу, такому знакомому, мучившему ее все эти долгие годы.
На четыре дюйма выше Паломы, худой и гибкий, с отличной фигурой, он, казалось, весь состоял из мышц. Джон загородил дверной проем, внимательно разглядывая ее. Ни глаза цвета аквамарина, изучающие Палому, ни красивый рот не смягчали угловатых, резких черт его лица. Крупный прямой нос придавал ему выражение аристократического высокомерия. Патерсоны жили в этих местах более ста лет, владели огромными землями, и это не могло не отразиться на их внешности и манере поведения.
— Привет, Джон. — Голос Паломы показался ей самой далеким и чужим.
— Палома. — Его глубокий грубоватый голос обладал свойством беспрепятственно проникать в женскую душу, но на сей раз в нем не было оттенка знакомой ленивой чувственности. Наоборот, лишенный всякого выражения, он был бесстрастен, как и лицо, точно высеченное из камня. В нем, как и в ледяных глазах, полностью отсутствовали эмоции. — Входи.
Палома переступила порог, и ужасное предчувствие поразило ее: дом был пуст. Страхи и тревоги, переполнявшие ее в течение последних пяти месяцев, оставили в душе тяжелый осадок. Но она ничему не удивилась, заранее зная, что будет нелегко. Женщина опустила глаза, и длинные ресницы, оттенив лицо, придали ей таинственный вид.
— Входи, — повторил Джон, сторонясь и приглашая ее пройти в хорошо обставленную комнату.
Палома застыла в дверях и, не спуская глаз с хозяина дома, стоявшего напротив, спросила:
— Где они?
В ее голосе явственно послышались нотки нескрываемой тревоги.
— Хочешь выпить? — спросил Джон, направляясь к бару. От большинства крупных людей, имеющих, как правило, осторожную походку, он отличался по-звериному экономными движениями.
— Нет, спасибо. Где они? — Вопреки усилиям, ей не удалось сдержать дрожи в голосе.
— Сядь.
Палома опустилась в удобное кресло с подголовником, и негодование, на миг исказившее ее лицо, опять сменилось сильнейшим волнением.
— Я видел твои фотографии сотни раз. — Нотка сарказма прозвучала в словах Джона. — И мне казалось, что это косметика творит чудеса. Но теперь я вижу, что ошибся. Твоя красота и впрямь совершенна.
— Сейчас речь идет не о моей внешности. — Палома с трудом сдерживалась. Джон хотел разозлить ее, и он не успокоится, пока не добьется своего. Она может потерять самообладание, и тогда победа достанется ему. Палома поймала его пристальный взгляд. — Где дети?
