Линси Сэндс - Мой опасный возлюбленный
— Это на нее совсем не похоже — исчезать вот так, — сказал Томас, вздохнув; ему наконец удалось застегнуть рюкзак.
— Совсем не похоже, — согласился Этьен. — Тем более она знала, что Лисианна вот-вот должна родить. Она взяла с меня слово, что я позвоню, как только начнутся роды.
— Она и меня просила о том же, — признался Томас. — Я обещал ей, как и все вы.
Оба размышляли над тем, что могло помешать Маргарет Аржено связаться с семьей или по крайней мере позвонить дочери и справиться о ее состоянии. Ответ был простой: смерть или физическая невозможность добраться до телефона, других вариантов не было.
Отбросив эту мысль, Томас закинул рюкзак на плечо, схватил лежавшую на тумбочке у кровати записную книжку и направился к двери.
— Ты что-нибудь сейчас сочиняешь? — с любопытством спросил Этьен, выходя следом за ним.
Услышав этот вопрос, Томас крепче сжал блокнот. Он вырос в доме, где постоянно звучала музыка. Тетушка Маргарет любила музыку и передала эту любовь ему. Чудесные детские воспоминания остались в его памяти: совсем еще ребенком он засыпает под нежные звуки фортепьяно — Маргарет часто наигрывала ему перед сном. Когда он начал проявлять интерес к музыке, она научила его играть на пианино и на гитаре. Теперь он умел играть еще на нескольких музыкальных инструментах.
Томасу было четырнадцать, когда он предпринял свои первые довольно неуклюжие попытки сочинять. К сожалению, Жан-Клод совершенно не разбирался в музыке и не оценил его усилий. И тогда Томас твердо решил держать эти опыты в тайне, чтобы оградить себя от язвительных замечаний старого негодяя. Опасаясь, что кузены тоже посмеются над ним, Томас и от них постарался скрыть свои занятия музыкой. Однако тетушка Маргарет, Лисианна и Жанна-Луиза знали об этом и, когда в начале девятнадцатого века его музыкальные сочинения были изданы и завоевали популярность, искренне радовались за него. Однако их очень расстраивало его непреклонное желание издавать свои сочинения анонимно и скрывать свое увлечение от остальных членов семьи. Но женщины уважали его желание. Или Томас считал, что уважали, но вот теперь…
— Кто из них тебе рассказал? Лисианна или Жанна-Луиза? — нахмурившись, спросил он. В свое время Томас заставил обеих женщин поклясться, что они никому не расскажут о его сочинительстве, и ему не понравилось, что обещание было нарушено.
— Ни та, ни другая, — ответил Этьен. — Мне рассказала мама.
От удивления Томас остановился и оглянулся.
— Ты же не думал, что тебе и от нее удастся скрывать свои занятия, верно? — усмехнувшись, спросил Этьен и сухо добавил: — Она читает наши мысли и знает о нас буквально все.
Томас, поморщившись, произнес:
— Конечно, я знал, что ей это известно. Кто, по-твоему, научил меня писать музыку? Я просто удивился, что она рассказала тебе. Ведь Бастьен и Люцерн не знают… или все-таки знают?
Этьен покачал головой:
— Твоя репутация неумехи и бездельника ничуть не потускнела в их глазах, кузен. Насколько мне известно, мама ни словечком им не обмолвилась. Более того, она и с меня взяла обещание ничего не говорить им. Она сказала, что ты сам им все расскажешь, когда будешь готов.
— Гм… — Услышав эти слова, Томас незаметно, но с явным облегчением вздохнул, потом искоса глянул на кузена и заметил: — Странно, что она тебе рассказала.
— Вообще-то это вышло случайно. Однажды она услышала, как я напеваю «Шотландку Мэри» — тогда эта мелодия была очень популярна, — и сказала, что из всех твоих сочинений это ей нравится больше всего. Я долго не мог понять, о чем она говорит, и в конце концов потребовал объяснений, мама все рассказала, но заставила меня пообещать, что я об этом никому не скажу.
— Почему же ты нарушил свое обещание? — спросил Томас.
— Не знал, как долго нужно хранить твое хобби втайне, ведь наш разговор состоялся почти два века назад, за это время ты стал настоящим композитором, но по-прежнему молчал о своих талантах. — Он пожал плечами и спросил: — Так почему ты до сих пор все хранишь в тайне?
Томас направился в холл, прошептав:
— Похоже, это уже ни для кого не тайна. Кроме того, Бастьен и Люцерн по-прежнему считают мои занятия музыкой «интересным маленьким хобби», а значит, посоветуют мне оставить свои детские забавы и заняться семейным бизнесом.
— Скорее, так сказал бы отец, — тихо отозвался Этьен.
Томас лишь пожал плечами. Много лет назад Жан-Клод Аржено сказал что-то в этом роде, тогда это оказалось достаточно больно, и Томасу вовсе не хотелось услышать то же самое от своих кузенов.
— Ну наконец-то. — Рейчел приветливо улыбнулась братьям, входившим в гостиную. — Томас, это твоя мама?
Он скользнул взглядом по висевшему над камином портрету и чуть заметно кивнул. Алфея Аржено была очень красивой, но он ее не помнил. Маргарет подарила ему этот портрет в тот день, когда он переезжал из ее дома в собственный. Этот портрет остался единственным напоминанием о женщине, давшей ему жизнь. Он перевел взгляд на портрет, висевший на противоположной стене. На нем была изображена тетушка Маргарет, и сейчас он молил Бога, чтобы эта картина не осталась единственным звеном, соединявшим его с женщиной, вырастившей и воспитавшей его. Он просто обязан найти ее живой и здоровой.
— Итак… она уже готова заиметь следующего ребенка? — шутливо спросила Рейчел, кивая в сторону портрета давно умершей матери Томаса.
Он посмотрел на портрет, затем повернулся и с недоумением взглянул на Рейчел. Тогда Этьен напомнил ему:
— Вы с Рейчел впервые встретились в ночном клубе, в тот вечер она решила, что ты моложе, чем Жанна-Луиза. Помнишь? Ты сказал ей, что она ошибается, и добавил, что твоя мама хотела еще детей, но должна подождать еще десять лет из-за правила «ста лет».
— Ах да. — Томас сдержанно улыбнулся, припомнив этот разговор.
Это был ничего не значащий обмен репликами, который можно вести даже с малознакомым человеком. Тогда ему совсем не хотелось вдаваться в подробности и рассказывать Рейчел о своих семейных трагедиях — о том, что у него нет мамы и что Жанна-Луиза на самом деле приходится ему сводной сестрой, которая появилась на свет, когда отец женился в третий раз.
Над отцом Томаса, казалось, висело проклятие. Его жены умирали одна за другой — все это было как минимум странно, особенно если учесть, что все женщины относились к бессмертным. Трагедии, конечно же, отразились на характере отца, и в течение нескольких веков он стал желчным, озлобленным и тяготившимся своим бессмертием «другим». Вот уже много десятилетий он старательно избегал любых встреч со своим сыном и дочерью. Для Томаса это был больной вопрос, и он старался не затрагивать эту тему — вот почему тогда он отделался пустой репликой и не стал объяснять, что Жанна-Луиза его сводная сестра и что Маргарет Аржено — единственная их мать.