Валентина Седлова - Ревность
— И это стоило таких денег? — удивленно скривилась Она, оценивая мою обувь.
— По-моему, чрезмерно претенциозно, — сказала, как отрезала Она, увидев, во что я одета.
Я возненавидела Ее с первой же минуты. О, если бы я могла крикнуть Ему: остановись! Что же ты делаешь? Разве ты не видишь, что Она — чужая? Но увы: Он буквально оглох и ослеп, поддавшись ее странным и не понятным мне чарам.
Сначала все оставалось почти по-прежнему. Но я чувствовала, что Его что-то гнетет, и знала, что именно: мысли о стерве с изумрудно-зелеными ногтями, которыми эта дрянь с удовольствием царапала мою кожу. Будь Ее воля, Она бы тушила об меня окурки, но так далеко не позволяется заходить никому, даже Ей.
Он затосковал, стал рассеянным, и порой только моя невероятная реакция спасала нас от беды. Но Он, казалось, нисколько не ценил моих усилий. А потом — мне стыдно в этом признаться — Он с легкостью начал отдавать меня приятелям во временное пользование. Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, что такое возможно, я бы в лицо рассмеялась этому человеку. Я, Его Альтер Эго, Его безмолвный двойник не могу находиться ни с кем более, кроме своего любимого. Но я жестоко ошибалась. Оказалось, с появлением этой крашеной стервы, Он махнул рукой на все, что было Ему когда-то дорого. Даже на меня.
Мне были неприятны эти извращенные отношения. Они унижали меня. Когда Его приятели с легкой фальшью в голосе говорили: «Старик, выручай — одна надежда на тебя», — мне было ужасно больно. Но я старалась держаться: и ради себя, и ради Него. И шла на то, что раньше могло привидеться мне лишь в кошмарном сне.
Его грубые приятели по-хозяйски сжимали меня сальными руками и, пока Он не видел, делали со мною то, что никогда бы не позволил себе Он. Они были до омерзения противны мне, но я вынужденно подчинялась, чтобы Ему не было неприятно оттого, что я подвела Его.
Но в последний раз я все-таки не выдержала и заболела. Во мне что-то надломилось, и я просто не смогла доехать до дома. Мой любимый перепугался, потом разозлился и устроил приятелю разнос. Он припомнил ему все: и дешевое пойло, которым тот потчевал меня, и сальные следы на коже, и удары ногой… Как же я была счастлива слышать это! С тех пор Он вновь владеет мною единолично.
Во мне поселилась робкая надежда, что вот теперь-то все наладится. Примерно неделю я пребывала в этом счастливом заблуждении, а потом буквально в одночасье наш хрупкий мир рухнул окончательно. Она согласилась стать Его девушкой. Их помолвка состоялась на моих глазах, и мне стоило огромного труда удержаться и не взвыть от отчаяния раненым зверем. Моя жизнь окончательно и бесповоротно превратилась в Ад.
Он поступает со мною бесчестно, заставляя делать это втроем. После таких свиданий я чувствую себя грязной и испачканной. Я неделями хожу в грязной одежде, но Его это, похоже, уже не волнует. Он даже стал гордиться этим обстоятельством перед приятелями. А я… Боже, как я ненавижу этот мерзкий запах — запах их любви! Даже мои дорогие духи не в силах избавить меня от него. Его избранница получает извращенное удовольствие, обзывая меня старой рухлядью и никчемным пепелацем. Она считает, что я недостойна Его, и дает мне это понять при каждом удобном случае.
И тогда я решила начать войну против Нее. В лютые морозы и в дождь я упорно тянула вниз стеклоподъемник, чтобы застудить свою соперницу. Я искрила проводкой и отказывалась заводиться, если в салоне находилась Она, но стоило Ей выйти наружу, с готовностью ревела движком и немедленно глохла, как только Она садилась обратно. Я с маниакальным упорством рассчитывала хлопок дверцей так, чтобы на ее костлявой ноге появился синяк или хотя бы дырка на чулке. Я насиловала собственную тормозную систему, чтобы вместо плавной остановки моя противница получала удар головой о лобовое стекло. Она визжала, упрекала Его в том, что Он никудышный водитель, убеждала, что меня пора выбросить на помойку, но исчезать не собиралась. А я не собиралась сдаваться, придумывая все новые и новые способы мести. Вот уже месяц я потихоньку портила замки на пассажирской двери в надежде, что на лихом вираже, на которые так горазд мой любимый, Она вылетит наружу под колеса других машин, и в нашей жизни все станет, как прежде.
Но вчера я услышала, как Он ведет переговоры по телефону. Она все-таки убедила Его продать меня, и даже нашла покупателя. На днях Он везет меня на смотрины. Он думает, что отдаться чужому и нелюбимому мужчине — это легко. Впрочем, мне хочется надеяться, что Он сейчас просто не способен думать. Лучше верить в то, что все происходящее с нами не более чем чудовищное недоразумение, чем осознать, что тебя предали ради недалекой стервы с зелеными ногтями, не способной отличить Бриджстоун от Нокии Тайрес.
И тогда я поняла, что надо сделать. Я знаю, что к покупателю мы поедем вдвоем — только Он и я. Мне знаком маршрут, которым мы проследуем. Мой любимый наслаждается скоростью, поэтому никто не удивится, когда мы как птицы взмоем над дорожным полотном и со всего маху влетим в бетонный столб. Я сделаю так, что Он ничего не почувствует. Это будет моим прощальным подарком нам обоим.
Пусть я проиграла, но Он не достанется никому, кроме меня. Я уйду из жизни вместе с Ним, ведь моя любовь к Нему безраздельна. Я больше не могу делить Его с кем бы то ни было. Единственное, что огорчает меня — осознание того, что даже после смерти нам не дадут быть вместе. Но последние мгновения жизни мы все равно будем рядом, как прежде.
Я жду и боюсь этого мгновения.
Как же я люблю Его!…