Эми Эндрюс - Медовый десерт
— А, доктор Перри, — поприветствовал ее Джон Уилки, стоя в дверях своего кабинета. — Эдвина сообщила мне, что вы уже пришли. Дайте мне пару минут, ладно? — попросил он, снова исчезая за дверью.
Грейс молча кивнула, ощутив, как пульс бешено стучит в висках, но в тот момент она не видела перед собой никого, кроме Брента, не менее ошарашенного, чем она сама.
Взгляд Брента был прикован к ней. Он не мог отвести от нее глаз. Грейс Перри.
Женщина, которая ушла от него.
На мгновение он потерял дар речи. Прошло двадцать лет, но время так и не принесло ему покоя. Вот они идут, держась за руки, по университетскому городку, влюбленные, ступают по ковру из золотых осенних листьев. Пропускают занятия. Не вылезают из постели дни напролет. Разговаривают обо всем на свете до поздней ночи. Чуть ли не каждый день едят на завтрак холодную пиццу, оставшуюся с вечера. Пьют дешевый кофе из кафетерия, готовясь к экзамену по анатомии, отчаянно пытаясь наверстать упущенное.
Она была его первой любовью.
Брент сделал шаг в ее сторону, протянул к ней руку. Почувствовал себя неуклюжим школьником. Неуверенным, как тот восемнадцатилетний мальчишка, который считал, что был недостоин ее, но все равно мечтал о ней.
Наконец способность говорить вернулась к нему.
— Грейси…
Его ласковое обращение вернуло ее в реальность, и она нахмурилась.
— Грейс, — поправила она его, отступая. — Просто Грейс.
Брент застыл, придавленный тяжестью других воспоминаний, которые она пробудила в нем своей холодностью. Ее слова о том, что все кончено, резанули его ледяным лезвием бритвы. Кольцо с бриллиантом, подаренное им на помолвку, жгло ему руку после того, как Грейс сняла его с пальца и вложила в его ладонь. Ее спина была безукоризненно прямой, когда она отвернулась и пошла прочь.
Он засунул руки в карманы, смущенный собственным порывом. Если Грейс удалось сохранить выдержку и хладнокровие, чем он хуже?
— Как поживаешь? — спросил он. — Проходишь собеседование на должность заведующего отделением неотложной помощи?
Грейс кивнула:
— И ты тоже?
— Да. Я замещаю эту должность вот уже четыре месяца.
Его голос обволакивал ее, словно мягкая карамель, унося в давно забытые времена, и Грейс почувствовала, как ее сердце бешено заколотилось. Оно не имело права выдавать ее. Оно должно было замереть, а не прыгать от радости.
Как, черт возьми, она могла рассчитывать получить эту работу, если кто-то уже замещает должность, на которую она претендует?
— Все эти годы ты жил в Мельбурне?
Брент кивнул, на его лице не отразилось никаких эмоций.
— Для некоторых это еще не конец света, Грейс.
И все же плотно сжатые челюсти выдали его. Ее слова взбесили его. Она наигранно пожала плечами:
— Я не собиралась критиковать тебя.
Брент, которому так хорошо был знаком этот жест, окинул ее оценивающим взглядом. Она изменилась. Ее волосы стали короче. Бедра обрели еще более женственный изгиб. Вместо контактных линз на ней были модные очки. И одежда из дорогого бутика. Макияж был нанесен профессионально. Но серые глаза смотрели на него с той же твердостью, что и раньше. В них по-прежнему читалась искренность. Пухлые губы были немного приоткрыты, молча призывая к поцелую.
«И блеск для губ все тот же», — рассеянно подумал Брент. Он сверкал, словно роса на паутинке, и от его пьянящего ванильного аромата у Брента приятно засосало под ложечкой. Он прекрасно помнил вкус ее губ, поэтому не было необходимости пробовать их снова.
Но как ему этого хотелось!
Он задумался, сколько лет потребуется для того, чтобы полностью стереть из памяти этот мучительно притягательный аромат, который иногда снился ему.
Брент, кажется, целую вечность смотрел на ее губы, и Грейс ощутила жар во всем теле. Шквал эмоций, обрушившийся на нее, мешал мыслить здраво. Чувства, которые она скрыла давным-давно, вырвались из заточения. Рядом с Брентом она всегда чувствовала себя на своем месте. Когда он обнимал ее, она обретала целостность.
Она отказалась от этого двадцать лет назад.
Возможно, чувства такой силы просто невозможно забыть?
Грейс встряхнула головой, отчаянно пытаясь снова взять себя в руки.
Это безумие. Определенно! Нужно это прекратить…
А потом позади Брента резко открылась дверь, и доктор Уилки с улыбкой пригласил ее войти, после чего снова скрылся в кабинете.
— Уже иду, — сказала она, отрывая взгляд от Брента.
Содержимое сумки все еще было разбросано по столу, и она принялась все собирать. Захлопнула крышку ноутбука и стала заталкивать его внутрь. Она ни на секунду не переставала чувствовать на себе тяжелый взгляд Брента, ощущая его грудью, животом, бедрами.
Но прежде всего сердцем.
Пальцы не слушались ее — вещи выскальзывали из рук, падали на пол, откатывались, и за ними приходилось тянуться. Грейс готова была разрыдаться от того, что была такой неуклюжей и… беспомощной.
Снова воцарился хаос.
Проклятье!
Наконец убрав вещи, она встала и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Это собеседование много значило для нее. И она была идеальным кандидатом на эту должность. Ей необходимо сохранять спокойствие. Собраться. Держать себя в руках.
Грейс повернулась к Бренту.
— Было… приятно… снова повидаться с тобой, — сказала она вежливо, после чего прошла мимо него с гордо поднятой головой.
Так ужасно она еще никогда себя не чувствовала!
Брент смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью.
«Приятно»? Он был удивлен. Шокирован. Ошеломлен. Словно рядом с ним прогремел взрыв.
Брент присел на стоящее рядом кресло и встряхнул головой. «Приятно»? Черт, это можно было назвать как угодно, но только не приятно.
Его тело до сих пор помнило те ощущения, которые он испытывал на первом курсе, когда они пропускали занятия и весь день проводили в постели. Они были абсолютно ненасытны!
Брент рассеянно потер подбородок. Ему так и не удалось до конца стереть из памяти ее образ. Не помогли двадцать лет разлуки и даже два необдуманных брака, которые в итоге закончились крахом. И вот она здесь. В Мельбурнской центральной больнице. Дежа вю.
Грейс снова привела его в замешательство. Пробудила в нем чувства. Поколебала уверенность в том, что прошлое останется в прошлом.
Брент уронил голову на ладони и закрыл глаза. Он почему-то был твердо уверен, что ее «прощай» было окончательным и бесповоротным, — он никогда не сомневался в этом, несмотря на то что после случившегося еще два года втайне лелеял надежду на воссоединение.