Джозефина Кэрсон - Преданное сердце
— Не хочешь выпить стаканчик тутового вина? Тетя Эмилия приготовила его только на прошлой неделе.
Глория содрогнулась. На самом деле вино Эмилии было джином домашнего приготовления, но ни одна из тетушек не признавала этого.
— Нет, не хочу, дорогая. Может, ты выпьешь моего? Оно вроде помогает твоему артриту.
— О, еще как, милочка. Спасибо, ты так добра. — Джулия достала из буфета графин и наполнила стакан, потом снова бросила обеспокоенный взгляд на племянницу. — А ты совсем ничего не хочешь? Ни горячего чаю? Ни чашечки молока?
— Нет, мне ничего не нужно. Спокойной ночи, тетя Джулия.
Улыбнувшись, Глория вернулась к своей работе. Тетушкам пришлось бы несладко, если бы не доход от ее открыток. Стареющие, одинокие, и бедные люди всем в тягость; их считают чуть ли не сумасшедшими, хотя такие же старики с деньгами кажутся всего лишь забавно эксцентричными. Глория была благодарна двум престарелым дамам, которые приютили ее, когда родители погибли в дорожном происшествии. Ей было всего семь, но она помнила тот день так ясно, словно все случилось только накануне. Тетя Джулия сказала ей печальную правду, привезла в этот неказистый старый дом и заверила, что ей нечего бояться, так как они вдвоем с тетей Эмилией позаботятся о ней.
Поправив темную прядку, упавшую ей на глаза, она положила иголку и потянулась к стопке листов. Где-то среди них был очень подходящий для розово-серебряной открытки стишок. Как раз для молоденькой девушки, впервые познавшей муки любви.
Глория перебирала листки, и сердце ее привычно ныло. Как когда-то давно обида и растерянность сменились в ее сердце благодарностью, так теперь мучительная боль пришла на смену любви, боль столь привычная ей, что она уже почти не обращала на нее внимания. Рыжая кошка замурлыкала, лениво потянулась и спрыгнула с подоконника, отвлекая ее от любовных посланий, слов привязанности, страстного желания и любви, слов, которые так никто и никогда ей не написал.
В ее судьбе был один мужчина… мальчик, мысленно поправила она. В детстве они были лучшими друзьями, и она надеялась, что их дружба перерастет в нечто большее для него, как это случилось с ней. Скоро она станет второй тетей Джулией, выдумывающей романы за отсутствием любви в реальной жизни, упрекнула она себя. Зевнув, она сделала свой выбор и стала наклеивать стишок на открытку.
На улице раздался шум подъезжающего к дому экипажа и послышались приглушенные шаги. Подняв глаза, Глория с удивлением увидела, как распахнулась входная дверь мастерской и на пороге появился мужчина.
— Извините, сэр, но магазин закрыт.
Снег засыпал его от воротника пальто до мысков начищенных сапог. Джентльмен, привычным глазом определила Глория и поспешно поправила очки. Стоя к ней спиной, мужчина топал ногами, стараясь стряхнуть таявший снег, чтобы не занести его в комнату. Когда же он повернулся и на него упал свет пампы, ее сердце забилось так, словно жаждало вырваться из груди.
— Знаю, что уже поздно, но… — Его голос замер, и на смену вежливым словам пришла теплая улыбка. — Глория!
— Джонатан! — едва слышно прошептала она.
Господи, неужели это он? Уж не потеряла ли она голову, постоянно грезя о нем? Она с подозрением покосилась на графин с вином. Не считая выпитого тетей Джулией стакана, он был почти полон.
— Как приятно увидеть тебя снова. — Он шагнул к ней и взял ее за руку, потом рассмеялся при виде ее растерянности, отпустил ее руку и потер друг о дружку свои ладони. — Извини, снаружи такая холодина. Я очень рад тебя видеть. И я слышал о твоих успехах.
Оцепенев, она чуть заметно кивнула, по-новому оглядывая комнату. В стене за ее спиной в беспорядке торчали иголки, и шелковые нитки всех воображаемых цветов свисали с них наподобие причудливого оперения стрел. Кошка запуталась в куче упавших на пол лент. Повсюду разбросаны стихи и раскрытые книги.
Тетя Эмилия порицала беспорядок, ворча, что не понимает, как можно работать в таких условиях, а по мнению Глории, он помогал разыграться ее воображению. Когда же выручка от продажи открыток превзошла все их мыслимые и немыслимые ожидания, даже тетя Эмилия перестала читать нравоучения.
— Тут… немного не прибрано. — Глория порозовела, поняв, что он откровенно забавляется ее растерянностью и необычным видом комнаты.
Он стал еще красивее, чем она его помнила. Волосы, темно-каштановые в детстве, теперь казались почти черными и ниспадали на лоб. Светло-карие глаза, чувственный рот. Он полностью воплощал ее самые смелые мечты. Она тщетно попыталась пригладить свои волосы и неловко шагнула к мягким стульям, стоявшим у окна.
— Садись, пожалуйста. Извини, я даже не спросила… выпьешь чаю или чего-нибудь еще? На улице ведь холодно.
Какое-то мгновение он смотрел на нее с неподражаемо доброй улыбкой.
— Кофе, если можно. Не могу пить этот чай, хотя вся моя семья жить без него не может.
Она рассмеялась, наполнив комнату перезвоном колокольчиков. Кошка высунула на секунду свою мордочку из паутины лент, потом возобновила свою борьбу с ними, увидев, что хозяйка пошла на кухню.
Дрожащими руками она зажгла плиту, благодаря Бога за то, что Джонатан не видит ее в этот момент.
Он здесь, он действительно здесь! Ей хотелось улыбаться, смеяться, громко петь, и нелепость ее желаний вызвала у нее смешок. Глупо чувствовать себя такой счастливой, непременно сказала бы тетя Эмилия. Но она не могла ничего с собой поделать. Джонатан вернулся!
Но ее улыбка мгновенно угасла, лишь только она вспомнила, как долго он не давал о себе знать, и ее охватило сомнение.
Она была сиротой, бедной, застенчивой, всеми высмеиваемой девочкой, удочеренной самыми эксцентричными тетушками в городе. Он же происходил из известной семьи. Богатый, удачливый, обаятельный. Что удивительного в том, что она столько лет не получала от него никаких вестей?
Вода, как всегда неожиданно, закипела, и кофе убежал. Глория схватила плюющийся кофейник и, естественно, обожгла руку. Не удержавшись, она вскрикнула, торопливо нащупана тряпку и сняла кофейник с плиты. Налив темной жидкости в чашку, она вернулась в комнату и протянула ему кофе.
— Надеюсь, у меня получилось. Хотя он немного… перекипел.
— Уверен, что все в порядке. — Он сделал глоток, и горячая жидкость обожгла ему язык. Ничем себя не выдав, он поставил чашку на стол рядом с собой и улыбнулся. — Чудесно. Именно то, что нужно. Знаешь, как здорово видеть тебя снова. Я много думал о тебе. Моя сестра рассказала мне об успехе твоего предприятия. Ты помнишь Энн?
Почему, мысленно закричала она, почему ты ни разу не написал мне? Но она ответила ему улыбкой, прекрасно зная, что никогда не задаст такого вопроса, чтобы не подвергать риску их дружбу.
