Селина Дрейк - Сказка для взрослых
— Я вижу, твой вкус сильно изменился, — насмешливо заметил Марк.
— Мне больше не нужны фирменные ярлыки, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. — В отличие от некоторых, мысленно добавила Сузен, бросая выразительный взгляд на его безукоризненный костюм.
— Я тоже отношусь к этому спокойно, — пожал плечами Марк. — Просто я ценю хорошее качество.
— Как и всякий, кто может себе это позволить, — огрызнулась Сузен.
Она глядела на него с откровенной злобой. Пальцы дрожащих рук судорожно сжались, словно пытаясь защитить от насмешек сводного брата ее новую, но, увы, недорогую одежду.
— Ты многое могла бы себе позволить! — не выдержал Марк. — Тебе пересылали денег больше чем достаточно.
— Я в них не нуждалась! — вскинулась Сузен. — Я не брала ваших денег!
Внезапно она почувствовала, что сейчас самое важное — это отстоять свою позицию. Она хотела быть независимой. Ей казалось неправильным воспользоваться не заработанными ею деньгами в той щекотливой ситуации. Она ведь сама ушла из дома, отказавшись отправиться в привилегированный пансион для девиц, готовящихся к светской жизни. Это вызвало ужасный скандал в семье. И она знала, что спровоцировал скандал Марк…
— Значит, тебе было неприятно брать эти деньги? — отрывисто бросил он, прервав ход ее мыслей. — Боже мой, Сью, ты и в самом деле отлично умеешь причинять боль! — Его слова были полны горечи.
Сузен резко вскинула голову. Глаза ее пылали негодованием.
— Я никому не стремилась причинить боль, — возразила она, глубоко задетая обвинением и расстроенная таким поворотом разговора. Почему он решил, что именно это было причиной ее поступка? Неужели Марк такого плохого мнения о ней?
— Ладно, забудем об этом. Скоро ты будешь выглядеть как прежде. — Его лицо внезапно осветила улыбка, которая так же быстро исчезла.
— Я не нуждаюсь в вашей благотворительности! — Голос Сузен прозвучал хрипло. — И я не собираюсь возвращаться домой, — добавила она с усилием.
Ей трудно было представить себе дальнейшие взаимоотношения с Марком. Да и чувства, которые она питала к отцу и мачехе, были весьма противоречивы. И все-таки порой она страшно скучала по дому…
— Сью, ты поедешь со мной, и немедленно!
Марк снова улыбнулся ей свой обольстительно-чувственной улыбкой, от которой Сузен бросило в жар. Брат почему-то был абсолютно уверен, что она смиренно вернется к прежней жизни… Нет, ни за что! Сузен откинула голову, пепельные волосы рассыпались по плечам. Она смотрела ему прямо в глаза, сердце бешено колотилось, но девушка ни за что не хотела бы показать, какое смятение посеял Марк в ее душе.
— Я не намерена ехать домой! — бросила Сузен брату в лицо, кипя от ненависти.
— А я не намерен оставлять тебя здесь, — отрезал Марк.
Он продолжал стоять возле ее кровати, сунув руки в карманы брюк, отчего полы расстегнутого пиджака разошлись. Под белой шелковой рубашкой угадывались очертания мускулистой груди. Лицо Марка мрачнело с каждой секундой. Наступившее напряженное молчание заставляло еще больше трепетать сердце Сузен. Но она не желала уступать обидчику. Ей потребовалось слишком долгое время, чтобы оправиться от удара, нанесенного им. Она не хотела и не могла больше рисковать.
— Как ты узнал, что я нахожусь здесь? — спросила Сузен, пытаясь выиграть время.
— Частный детектив, — небрежно бросил Марк, не вдаваясь в подробности. Он вел себя так, будто давно разгадал ее тактику и все это ему уже порядком надоело. — Я должен был найти тебя — и нашел.
— Но почему?! — воскликнула Сузен, не в силах сдерживать свои чувства перед лицом подобного высокомерия. В ней росло подозрение, что он что-то скрывает от нее.
— Обсудим это позже, а теперь поедем домой.
Марк говорил с наигранной небрежностью, но его тон не обманул Сузен. Она знала его слишком хорошо — брат умел ловко уклоняться от прямого ответа. Ее решимость не уступать поколебалась, когда Сузен вспомнила, какой у него крутой нрав. Однако мысль о том, что может произойти, если она вернется домой, делала ее строптивой, заставляя забыть о страхе. А что думает обо всем этом отец? — задавала она себе вопрос. Странно, что он не приехал за ней сам. Неужели отец так и не простил ее?
— Где папа?
Вопрос был простой и естественный, однако по лицу Марка пробежала легкая тень.
— Он знает о том, что я здесь? Он хочет, чтобы я вернулась домой? — продолжала спрашивать Сузен. Как ей хотелось услышать утвердительный ответ!
— Твоя неожиданная забота об отце весьма похвальна, — растягивая слова, с издевкой произнес Марк. — А теперь одевайся, Сью. Я отвернусь, чтобы не оскорблять твои утонченные чувства. — И, резко повернувшись, отошел в другой конец палаты.
Сузен посмотрела ему в спину, задетая хамским тоном. Затем обреченно перевела взгляд на одежду, которую по-прежнему прижимала к груди. Ни сил, ни желания противостоять Марку у нее больше не было.
Одевшись, Сузен медленно пошла по палате, жалея, что не может здесь остаться. Она чувствовала: произошло нечто необычное. Но расспрашивать Марка было бесполезно — он скажет, лишь когда сам захочет. А это значило, что ей придется поехать с ним.
При звуке ее шагов Марк обернулся, окинул сестру быстрым взглядом и озабоченно нахмурился:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Он впервые проявил хоть какой-то интерес к моему здоровью! Хотелось бы знать, насколько искренне его участие, подумала Сузен, а вслух произнесла:
— Я чувствую себя превосходно.
— Ну и отлично, — заключил Марк и взял девушку за руку.
Он крепко сжал ее пальцы, как будто опасаясь, что она снова вздумает сбежать, и Сузен с досадой ощутила, что ее пульс забился учащенно. Прикосновения Марка все еще волновали ее — даже теперь, спустя почти два года!
Он уверенно вел машину по улицам большого города, привычно лавируя в транспортном водовороте. В какие-то считанные минуты они оказались за городом. Марк шумно выдохнул и откинулся на сиденье. Сузен увидела, что он постепенно успокаивается, хотя напряжение все еще чувствовалось в его позе и выражении лица.
Теперь они ехали по сельской местности. Дороги, которые летом заполняли туристы, сейчас были пустынны. Черные поля подернулись тонкой пеленой белой изморози. Неподвижные деревья простирали свои узловатые ветви, словно искривленные болезнью руки, вверх, к мрачному бессолнечному небу, как будто умоляя послать им хоть немного тепла. Единственным признаком жизни были вороны, облепившие сереющие изгороди по обеим сторонам дороги.
По телу Сузен пробежала дрожь: день был таким же гнетущим и мрачным, как и безысходное отчаяние, которое она ощущала в сердце. Атмосфера в автомобиле оставалась по-прежнему гнетущей. Как будто невидимая стена воздвиглась между Сузен и Марком — стена ненависти и старых обид. Тишина была такой тревожной и хрупкой, что Сузен не осмеливалась ее нарушить и продолжала смотреть на безрадостный пейзаж за окном. Чувства ее пребывали в крайнем смятении. Она спрашивала себя, помнит ли он, как они расстались. Сама Сузен помнила все, каждую деталь…
