Элеонора Рис - Медовый месяц с похитителем
Теперь, когда ее сын Саймон и племянница Эмбер объявили о помолвке, восхваление фамилии «Фаррелл» приняло гиперболические размеры, и сама Эмбер обнаружила, что стоит на передней линии. И хотя Эмбер трудилась три года над диссертацией «Иностранные языки и туризм», собираясь в дальнейшем работать в фамильной фирме, тетя Белла запротестовала, заявив, что племянница скоро станет матерью и ей незачем заботиться о карьере.
Но тут Эмбер заупрямилась. Дело не в деньгах: завещание дедушки обеспечивало ее более чем достаточно. Но пуританский склад ее натуры восставал против паразитирования на бизнесе, в процветание которого она не вложила своего труда. И Эмбер обратилась в управление компании, где и получила место, соответствующее уровню ее знаний.
Вспоминая, как рассердилась тетя Белла, Эмбер стала по привычке крутить кольцо на среднем пальце. Саймон, к несчастью, поддержал мать. И хотя Эмбер говорила, что тоже хочет иметь детей и будет счастлива, когда они появятся, но в душе надеялась, что это произойдет не очень скоро…
Она тряхнула головой, как бы разгоняя назойливые мысли, давившие на ее усталый мозг. Наверное, все невесты испытывают то же самое. Правы были коллеги: ей надо выспаться… Но, представив себе, как она будет возвращаться в поместье «Холл» и осторожно взбираться вверх по лестнице в спальню, а потом ложиться на свою узкую кровать, Эмбер ощутила дрожь, какую испытывают люди, страдающие клаустрофобией.
Сейчас она свободна… Вольна идти куда захочет, и сами ноги повели ее по тропинке, ведущей в чащу леса. Там у нее было заветное место; маленькой девочкой она, бывало, забиралась туда «подумать». Почему вдруг она вспомнила о своем «уединенном убежище»? Прошло лет семь или восемь, как она последний раз посетила этот тихий уголок в лесу. Почему она перестала сюда приходить?
Ей показалось, что ответить на этот вопрос очень важно именно сейчас. Но память изменила ей, и она не могла припомнить, по какой причине прекратились ее визиты сюда.
Поскользнувшись на тропинке, влажной после дождя, Эмбер сбросила туфли на высоких каблуках и взяла их в руки. Земля была прохладной.
Эмбер решила, что непременно должна посетить свое тайное пристанище «для размышлений». Там ее осенит, и она будет знать, что делать дальше.
Она могла туда добраться даже с завязанными глазами – прежде приходилось бывать там часто и в разное время суток. Помнится, пятнадцатилетней девочкой, уже не ребенком, но еще и не женщиной, тоскуя по умершей матери, она часто по ночам выбиралась через окно спальни, используя в качестве лестницы ветви яблони, и шла, босая, как сейчас, к заветному приюту – ноги сами несли ее туда.
Лесистый холм, по которому Эмбер взбиралась, становился все круче.
Спотыкаясь о корни деревьев и цепляясь одеждой за ветви кустарника, она продолжала путь впотьмах. Узкого покроя вечернее платье сковывало ее движения. Она приподняла подол, уронив при этом туфли. Когда на легком платье затрещали швы, Эмбер со страхом представила себе, как тетушка Белла будет ей выговаривать: «Вот уж нескладный ребенок!.. Когда ты наконец станешь аккуратной девочкой?..» Эти слова, казалось, вернули Эмбер назад, в детство, и она вновь ощутила стыд и неловкость, как в те далекие времена. Но тут же возник и дух протеста, который всегда жил в глубине ее существа, правда со временем утратив свою остроту.
Вдруг, сама не зная почему, Эмбер остановилась и раскрыла молнию на спине. Спина ее обнажилась, и прохладный ветерок ласково коснулся разгоряченного тела. Под платьем была шелковая комбинация – подарок Саймона к свадьбе.
Эмбер подвигала плечами, и легкое платье, соскользнув, упало к ногам.
Подняв его с земли, она продолжила путь по знакомой тропе, как в прежние времена – с той лишь разницей, что тогда на ней была ночная рубашка. Здесь, среди близкой ей природы, она чувствовала себя непринужденно, легко.
Эмбер тряхнула головой, и ее рыже-каштановые волосы посыпались из-под заколки, выпустив на волю пышные локоны. Обычно она не ходила с распущенными волосами, предпочитая более строгую прическу. Можно было бы, конечно, сделать модную стрижку, но она опасалась, что при первом дуновении ветра будет напоминать клоуна в цирке. Теперь же годы, отделявшие ее от детства, словно растаяли, вернув прежнюю непосредственность.
И вот она пришла в свое милое убежище, которое выглядело точно так же, как и раньше: окруженное деревьями со всех сторон, оно напоминало собою ковер из бархатистого мха, усыпанного осенними листьями. Мягкий лунный свет будто насыщал влагой воздух этого тайного приюта. Да, все было здесь как прежде.
Даже то, что она находилась здесь не одна.
Он стоял, прислонившись к стволу развесистого дуба, ее любимого дерева. В лунном свете его фигура казалась почти такой же массивной, как и ствол, к которому он прислонился, будто он тоже врос в землю. Его присутствие не удивило Эмбер, словно она ожидала встретить его здесь.
В тот, прошлый раз он тоже был здесь. Как могла она об этом забыть?
Только теперь его темные волосы были коротко подстрижены, а лоб пересекали складки, говорившие о душевных переживаниях… И еще: в его темных глазах горел непонятный, обжигавший ее огонь.
– Дядя Джейк?
– Ну, что скажешь, невеста? – произнес он хриплым сердитым голосом, лишенным прежнего тепла, о котором она часто вспоминала. – Никакой я тебе не дядя, черт возьми! Я всего лишь кукушонок, которого подбросили в чужое гнездо. Мы с тобой даже не родственники. Какого дьявола ты сюда притащилась?
Глаза девушки наполнились слезами.
– Я пришла, чтобы подумать. – Слова прозвучали будто из прошлого, из далекого прошлого… – Ведь это мое убежище для размышлений; я всегда сюда приходила.
– Всегда ли, Эмбер? – Кто из них сделал первый шаг, она не знала, но они оказались рядом, совсем близко друг к другу, и разговор перешел на шепот.
Джейк сердито продолжил:
– Когда ты была здесь последний раз?
– В ту ночь, когда ты меня поцеловал. – И то была правда.
– Значит, ты все-таки помнишь об этом? – произнес он со вздохом. И вновь в его глазах загорелся тот непонятный огонь – сплав злости и еще чего-то…
Может быть, голода?..
В каких тайниках души затерялась ее память в эти промелькнувшие семь-восемь лет? Как полевой цветок, забытый в летний день среди страниц книги и вдруг выпавший из нее много лет спустя, возвращает вас в прошлое, а высохшие лепестки обжигают вам руки, и вы вдыхаете призрачный аромат лета.
Все это было так давно. Лето стояло необычное: и горькое, и радостное.
Оглядываясь назад, она понимала, что тогда прощалась с детством.
