Натали Вокс - Поцелуй бабочки
Одри продолжала сердито смотреть на его лицо, строгую красоту которого, как ни странно, подчеркивали растрепанные короткие темные волосы, на нелепую кость, которую он сжимал в руке, и умирала от желания дотронуться до него, провести пальцами по твердому подбородку и полным губам. Умирала от желания, чтобы он прикоснулся к ней, обнял, поцеловал…
Поэтому, когда Витторио открыл глаза, Одри ощутила укол тревоги. Она смутилась и тут же бросилась в атаку.
— Вы что, решили занять своей персоной всю гостиную? — сердито проворчала она, не замечая, что во взгляде Витторио нет и намека на смущение, которое обычно испытывает внезапно разбуженный человек, и что, как ни странно, во сне его лицо казалось еще более суровым, чем во время бодрствования. — Если вы так устали, ложитесь в постель! Гостиная существует не для того, чтобы в ней спать!
Он смотрел на Одри с любопытством, которое едва не довело ее до белого каления. Насмешливый взгляд не вязался с суровым выражением лица!
— Ну? Чего вы ждете? Пока подействуют ваши чары?
— Чары?
Указывая на кость, которую все еще держал в руке Витторио, Одри с язвительным сарказмом спросила:
— Тренируемся на шамана?
Маричелли даже не изменился в лице — просто продолжал смотреть на нее с нескрываемым любопытством.
— Дорогая леди, — наконец протянул он, — если бы я умел пользоваться чарами…
— …То постарались бы побыстрее избавиться от меня, надо понимать. Осмелюсь напомнить, вы сами настаивали на моем приезде! — Витторио прислал Одри дерзкое письмо, требовавшее ее присутствия, и билет на самолет, так что у нее не оставалось выбора: отказаться было невозможно. — Я пробыла здесь уже четыре дня. У меня больше нет времени!
— У меня тоже.
— Тогда разрешите мне взять в аренду эту землю.
— Нет, — спокойно возразил он. — Который час?
— Час ночи.
— Час ночи? Сегодня вы припозднились.
— Ну и что? — Одри смерила собеседника ледяным взглядом. — С каких это пор вы стали моим опекуном?
Он удивленно поднял брови, вытянул ноги, расположился поудобнее и с отсутствующим видом начал крутить кость длинными пальцами.
— Слишком горячо оправдываетесь. Что, изменяли своему долговязому?
— Нет, — с каменным выражением лица ответила она.
Причиной опоздания стало то, что ей пришлось идти пешком: свое место в такси она уступила пожилой даме, которая вымокла и устала больше, чем Одри.
— Очень жаль, это доставило бы вам море удовольствия. Кстати, как поживает ваш избранник? Все еще собирается жениться на вас?
— Предположим. Насколько я знаю, у него все в порядке. А как поживает Флавия?
— Кто-кто? — изумленно переспросил он.
— Флавия.
— Имя для стриптизерши, выступающей со змеей.
— Так оно и есть, — нахально усмехнулась Одри. — Ну, значит, Фелиция. Или что-то в этом роде. Очень вычурно.
Одри решила перейти к единственной теме, которая представляла (вернее, должна была представлять) для нее интерес:
— Вы не можете утверждать, что там расположено древнее поселение кельтов.
— Могу.
— Нет, не можете. Это лишь предположение. Не могли бы вы встать?
Маричелли холодно улыбнулся, поднялся на ноги и выпрямился во весь свой почти двухметровый рост.
— Так лучше? — насмешливо поинтересовался он.
— Да.
На самом деле все было наоборот. Она отвернулась и бросила взгляд на свое отражение. Из зеркала, висевшего над каминной полкой, на нее смотрела строптивая ведьма с разрумянившимся лицом и сверкающими глазами. Это ей совсем не понравилось. Одри была похожа скорее на египтянку или итальянку, чем на рассудительную англичанку.
Одри ужасно не нравилось, что она выбита из колеи и вынуждена притворяться мегерой. Но поскольку Маричелли не должен был догадаться о ее подлинных чувствах, выбора не оставалось. Если бы она могла изобразить полное безразличие! Увы, гнев не позволял и мечтать об этом…
Поняв, что Маричелли подошел к двери и оперся о косяк, Одри подняла глаза и снова уставилась на него. Витторио — человек, которому она морочила голову, человек, который и не догадывался об этом, человек, который сводил ее с ума, человек, который не позволял взять в аренду позарез нужный ей кусок земли… Все было из рук вон плохо!
Он похож на повесу-аристократа начала прошлого века, подумала Одри. И говорит так же — конечно, когда пользуется английским. Она не знала, как Витторио говорит на своем родном итальянском, вероятнее всего, так же — с ленивой аристократической растяжкой. Отчим Одри считал, что в этом виновата его мать, которая не захотела отдать мальчика в английскую школу.
— Когда должны вернуться Рико и ваша мать? — непринужденно спросил он.
— Не знаю, — сердито ответила Одри. — Думаю, скоро. — Она устало поправила пышные русые волосы и, зная, что колотится лбом о кирпичную стену, тем не менее предприняла еще одну попытку: — А если там действительно было поселение кельтов, можно мне взять это место хотя бы в краткосрочную аренду, пока вы не начнете раскопки? — взмолилась женщина.
— Нет, — мягко ответил Витторио.
— Но почему? Честное слово, я не собираюсь производить там никаких сельскохозяйственных работ и ничего не нарушу! Единственное, чего я хочу, это поставить там несколько клеток с животными!
— Нет.
Раздосадованная тем, что не может заставить Витторио изменить решение, Одри продолжала беспомощно смотреть на него. Рубашка этого известного ученого в области античности выглядела так, словно никогда не знала утюга. Брюки были ничуть не лучше: карман порван, правая штанина забрызгана грязью… Раскопки, догадалась она. Глава недавно созданного Европейского общества охраны памятников истории не гнушался пачкать руки… Одри ничего не оставалось, как признать, что это веский довод в его пользу.
В профиль он выглядел иначе — нос напоминал лезвие бритвы, губы казались тоньше… Одри догадывалась, что его мысли, как обычно, вернулись в прошлое.
Настоящему принадлежала лишь небольшая часть его сознания. По крайней мере, так казалось. Он слушал вполуха, отвечал рассеянно, и это было невыносимее всего. Если все же удавалось завладеть его вниманием, приходилось говорить как можно быстрее, чтобы изложить суть дела, пока он не отвлекся. Иногда Одри подозревала, что он делает это нарочно… и только с ней. Но какой в этом смысл?
Как он похож на какого-то древнеримского бога, подумала она, продолжая хмуро смотреть на Витторио. Такой же… недосягаемый. По выражению глаз Маричелли казалось, что он все понимает, но это было не так. Если бы понимал, то разрешил бы ей арендовать участок. Отвратительно эгоистичный, фанатично целеустремленный, умный и расчетливый, он не обращал внимания ни на чьи чувства, кроме собственных. Впрочем, так же, как и она сама, с огорчением подумала Одри.
