БАРБАРА КАРТЛЕНД - Необычная невеста
Она помогла ему тренировать молодых жеребцов, рожденных в их собственных конюшнях или купленных на распродажах, и воспитывать из них первоклассных скакунов для охоты.
Часть натренированных лошадей граф оставлял для себя и своей семьи, остальных продавал с ощутимой выгодой.
Осенью именно Эльмина отправлялась с ним стрелять, если к нему не приезжали гости, сопровождала его в долгих и утомительных походах по полям и в дождь, и в холодную, ветреную погоду, не беспокоясь, что это может пагубно отразиться на цвете ее лица.
Она не внимала предупреждениям сестер о риске столь нелепо испортить свою внешность, так как любила бывать подле отца.
В какой-то момент она поняла, хотя это могло показаться невероятным, что ей надоедают их бесконечные разговоры о самых последних направлениях в моде, а позже — когда Мирабель уже представили ко двору — пересуды и сплетни о любовных похождениях представителей света, которых она никогда не видела.
Так как Эльмина была самая младшая, ей постоянно приходилось донашивать за обеими сестрами приедавшиеся им наряды.
Покуда ее официально еще не вывозили в общество, мнение этого общества и его взгляд на моду ее никоим образом не касались.
По окончании завтрака девушка задалась вопросом, как скоро ей удастся выйти из-за стола и сумеет ли она сбежать в конюшни до того, как мать найдет для нее какое-нибудь занятие в доме.
Но в этот миг в комнату вошел дворецкий с письмом на серебряном подносе.
Он протянул его графу, восседавшему во главе стола, и напыщенно произнес:
— Письмо его светлости господину графу! Доставлено нарочным! Он ждет ответа, ваша светлость.
Граф без особого интереса взглянул на письмо.
— От кого оно, Бартон?
— От маркиза Фалькона, ваша светлость!
Граф выпрямился и замер.
— Фалькон? Какого черта? Ему-то что надо?
— Право, Джордж, не при девочках! — воскликнула графиня. — Я и не знала, что маркиз в своем поместье.
— Я тем более, — пожал плечами граф. — Мы встретились в клубе Уайта на прошлой неделе, но какие-то молодые люди создавали такой невообразимый шум, что я, по правде сказать, толком и не слышал, о чем он, собственно, говорил.
— Возможно, это приглашение, папа, — предположила Дирдрей.
Мирабель рассмеялась.
— Это столь же невероятно, как если бы маркиз сам себя пригласил на ланч! Нас никогда не приглашали в Фалькон, по крайней мере лет восемнадцать, и вряд ли пригласят сейчас.
Граф взял письмо с подноса, развернул, затем какое-то время занимался поисками очков, оказавшихся не в том кармане, где он их искал.
Нацепив очки на нос, он снова посмотрел на лежавшее перед ним письмо, потом начал его читать про себя, причем это продолжалось так долго, что в конце концов жена не выдержала.
— Что там, Джордж? — полюбопытствовала она. — Чего хочет от нас маркиз?
— Бог ты мой! — воскликнул граф. — Глазам своим не верю! Быть этого не может!
— Что случилось? Что он пишет? — Теперь в голосе жены слышалось беспокойство.
Эльмина вознамерилась было выйти из-за стола, но теперь, заинтересовавшись содержанием письма, остановилась и вновь села.
Граф уставился на лист бумаги, который держал в руке.
И тут, словно неожиданно для себя сообразив, что они в комнате не одни, а дворецкий с весьма понятной терпеливостью также ожидает ответа, сказал:
—Я позвоню, Бартон. Вели нарочному подождать.
— Слушаюсь, ваша светлость! — ответил пожилой дворецкий с некоторым разочарованием.
Он жил в доме более тридцати лет, и обо всех событиях, касающихся жизни семьи, ему хотелось бы знать заранее, а не после того, как они уже произошли.
Граф, однако, подождал, пока дверь буфетной закроется за дворецким, прежде чем сообщить:
— Не думаю, что это некий розыгрыш. Фалькон просит руки моей дочери!
На миг в комнате воцарилась гробовая тишина, взорванная восклицанием графини:
— Должно быть, вы ошибаетесь! Как можно обращаться с подобной просьбой вот так вдруг, с бухты-барахты, без каких-либо предварительных переговоров?
— Теперь, когда я думаю обо всем этом, — задумчиво произнес граф, — мне кажется, именно этот вопрос он затронул тем вечером в клубе Уайта. Честно говоря, моя дорогая, я тогда выпил слишком много портвейна со стариком Энструтером, а Фалькон весьма неосмотрительно произносил какие-то слова именно в то ухо, на которое я туговат, — мне оставалось только кивать и улыбаться его речам. Получается, я безотчетно согласился на нечто подобное.
— Невероятно! — в сердцах вскричала графиня.
— Лично я нахожу все это оскорбительным! — решительно заявила Мирабель. — Слава богу, мне за него замуж не выходить!
— Что вы хотите этим сказать, сударыня? — осведомился граф.
Он посмотрел на старшую дочь так, словно никогда ее прежде не видел, после чего медленно произнес:
— Диадема Фальконов тебе очень пойдет!
Мирабель всплеснула руками.
— Что вы такое говорите, папа? Что вы задумали? Вам известно, что я выхожу замуж за Роберта, вы же сами дали согласие на наш брак.
— Но ваша помолвка остается тайной, до сих пор о ней никто не объявлял.
Мирабель даже покраснела от возмущения.
— Вы дали слово, папа, а джентльмены не берут свои слова назад!
Граф вздохнул и перевел взгляд на вторую дочь. Дирдрей уже приготовила ответ и, не дожидаясь обращения к себе, выпалила:
— Прежде чем вы произнесете хоть слово, папа, хочу предупредить вас, что не имею никакого желания выходить замуж за маркиза Фалькона! Я всегда не могла его терпеть: он был заносчив и неучтив с нами, когда мы встречались на охоте. И вообще — между мною и Кристофером все уже оговорено, просто я еще не успела сообщить вам об этом.
— С Кристофером Бардслеем! — воскликнула графиня. — О Дирдрей, ну почему же ты не призналась мне? Я всегда втайне надеялась, что ты сумеешь покорить его сердце.
— Его сердце принадлежит мне, — отчеканила Дирдрей. — Но сейчас, когда его отец так болен, что может умереть в любую минуту, Кристофер не решился переговорить с нашим папой.
— Я все понимаю, — ласково молвила графиня, — и уверена, моя дорогая девочка, ты будешь очень счастлива с этим очаровательным молодым человеком.
Леди Уорнборо действительно восхищалась красотой и благовоспитанностью Кристофера, выделяя его среди молодых людей, посещавших их дом.
К тому же лорд Бардслей владел прекрасным имением, которое Кристофер вместе с титулом унаследует после его смерти.
— Спасибо, мама, — улыбнулась Дирдрей. — Я знала, что вы все поймете. Я ничего не рассказывала, так как Кристофер считал бессердечностью говорить о наших планах, когда его отец умирает.
