Элен Алекс - Забытая мелодия
Мы сидели с ним за одним столом, и я шепнул ему на следующий день:
— Вчера, в двенадцать часов дня, я придумал себе несбыточную мечту.
— Да ты что, — сказал Эдди, — и когда ты мне про нее расскажешь?
— Я тебе ее покажу, — гордо сказал я.
— Это как? — не понял Эдди.
— Увидишь, — сказал я.
И мы стали искать по всему городу Лиз. Мы тогда еще не знали, что она очень знаменита и многие престижные клубы города мечтают заполучить ее к себе на работу.
У нее была масса поклонников, власти города предлагали ей открыть школу танцев. Но Лиз говорила, что она не может никого и ничему обучать, потому что все, что она делает, находится очень глубоко внутри нее и никакому объяснению не поддается.
Это мы с Эдди уже много позже узнали из интервью с ней по телевизору. И танцы ее мы тоже увидели много позже и записали их на кассеты.
А туда, где она обычно выступала, мы пойти не могли, мы не ходим по таким заведениям. У нас для этого не хватает уверенности в себе.
Лиз мы потом встретили в городе, это произошло несколько дней спустя после того, как я увидел ее впервые из окон моей мастерской.
Она прошла мимо нас с Эдди навстречу своему Майклу, она и не заметила нас. Она не заметила бы нас, если бы даже мы стояли у нее перед самым носом, зачем ей это?
Она подошла к Майклу и улыбнулась ему. А он обнял ее, а потом поднял на руки и закружил. В центре города, вот дают.
Они были чем-то похожи. Оба темноволосые, счастливые. Майкл показался нам сильной и надежной крепостью любви, а Лиз — прозрачным невесомым счастьем, неожиданно поселившимся в могучих крепких стенах этой крепости.
А еще мы поняли, что Майкл — это и есть тот человек, который нужен нашей Лиз.
— А можно, — сказал Эдди, — это будет и моя мечта?
Я подумал и сказал:
— Можно.
С меня не убудет.
Так Лиз и стала нашей мечтой. Нам даже не надо было знакомиться с ней, мы уже были счастливы от того, что она просто есть. Наша Лиз.
А потом и на курсах по психологии и самоанализу нам посоветовали придумать хоть какую-нибудь мечту. Очень трудно удерживать себя в жизни, которая не имеет совершенно никакого смысла.
Почти у всех парней, девушек и других, более солидных людей, которые посещали эти наши курсы, жизнь не имела никакого смысла.
Эти люди не знали, куда девать свои утро, вечер, ночь, да и вообще все триста шестьдесят пять дней в году. Они бы с удовольствием их кому-нибудь подарили.
Но, к сожалению, такой подарок был совершенно никому не нужен.
На курсах нам объясняли, что мир прекрасен и неповторим.
Когда я впервые увидел Лиз, я и сам это понял.
Наши курсы, помимо меня, посещали другие люди. И у каждого из нас был какой-нибудь изъян. И совершенно необязательно этот изъян был виден окружающим, вовсе нет. Может, это была какая-нибудь душевная травма или просто комплексы.
Но любое общество очень неохотно принимает в свои ряды людей с каким-нибудь изъяном. Даже можно сказать, что оно не принимает таких людей в свои ряды совсем.
И поэтому на этих наших курсах мы создали свое маленькое общество со своими мелкими радостями, крупными заботами и обыкновенной повседневной суетой. Мы, конечно, не были друг другу семьей. Но мы и не были друг другу теми посторонними людьми, которыми и без нас полон и наш большой город, и весь остальной мир.
Мы изучали жизнь во всем ее великолепии, разыгрывали сценки типа: на главпочтамте, в супермаркете, в театре, на работе. И учились выходить из трудных ситуаций если не большими героями, то хотя бы просто молодцами.
Мы делились каждый своим хобби, и это помогало нам расширять свой кругозор. Еще мы учились понимать, как богат и разнообразен внутренний мир каждого из нас, и вырабатывали в себе уважение к проблемам окружающих.
Словом, мы создали для себя такой микромир, который был совсем неплох и в котором очень даже можно было жить.
Сейчас я не знал, как там Лиз, и от этого мне было больно и горестно на душе. Я видел ее беременную сестру и понимал, что ей не до Лиз. Теперь я уже жалел, что мы с Эдди не набрались смелости и не пришли к Лиз в больницу.
В местной компьютерной сети поклонники Лиз развернули целую компанию в целях поддержки бодрости ее духа. Они передавали ей дружеские приветы и просили сообщить ее новый адрес, чтобы засвидетельствовать свое почтение лично. Вот идиоты.
У нас на курсах стоял компьютер, и я наблюдал за их компанией в свободное от работы время.
Лиз не отвечала на послания, у нее была депрессия.
Она, конечно же, читала сообщения своих поклонников, и многие из этих сообщений были очень даже милы. Все предлагали Лиз свою дружбу, а некоторые — даже руку и сердце. Черт их подери.
Когда Лиз была на ногах, они даже взглянуть в ее сторону боялись, а как она должна была жить теперь? Словом, у Лиз была глубокая депрессия.
Каталина наняла Лиз двух психоаналитиков, один приходил к Лиз утром, а другой — вечером. У них обоих были противоположные взгляды на жизнь.
И один психоаналитик молол Лиз полнейшую чепуху утром, а другой — вечером. За такие деньги, которые выложила Каталина, почему бы и не поболтать?
— Вы должны расслабиться и ничего не делать, — говорил один психоаналитик Лиз по утрам, — наслаждайтесь тем, что вы просто живете, ведь жизнь сама по себе — не очень грустное мероприятие.
— Вы должны непременно что-нибудь делать, — говорил другой психоаналитик по вечерам, — вы должны так вплести себя в какую-нибудь жизненную суету, чтобы у вас не оставалось ни одной свободной секунды на размышления о вашей действительности.
Днем к Лиз приходила Каталина, хотя ей было уже тяжеловато передвигаться по городу с таким огромным животом. Но Каталина видела, что Лиз чувствует себя все хуже и хуже, существование ради самого существования никак не оправдывало себя без какой-либо цели, мечты или просто обыкновенной повседневной суеты.
Каталина предлагала Лиз переехать к ним, но Лиз отказывалась. Она не могла навязывать людям свои проблемы, пусть даже это были ее самые дорогие и близкие люди.
Каталина видела, что Лиз чахнет день ото дня, и надо было что-нибудь придумать, как-то ее спасать. Лиз нужно было общество.
Обычно люди любят говорить, что им не нужно никакого общества, что они самодостаточны. Но так любят говорить те люди, которые могут себе позволить выйти в общество в любой момент, как они того пожелают.
Лиз же была пленником обстоятельств, одиноким узником своей беды.
Ни на какую работу она устроиться не могла, ходить на учебу тоже не имела никакой возможности. Даже если бы она навалила на себя всевозможные общественные нагрузки по телефону каких-либо благотворительных организаций или фондов, все равно это было бы не жизнью, а лишь ее иллюзией.
