Джессика Уир - Бессмертие души
Поняв это, я дослушала твою сестру, подобрала подол своего поношенного платья и ушла. Я высоко держала голову, но не из-за дерзости, а потому, что не хотела плакать при Лайзе. И я не плакала, пока не добралась до своей кровати. Там я зарыдала и рыдала до тех пор, пока слезы не смыли мою мечту.
— Бриджит... — Только теперь очнувшаяся женщина поняла, что Эрик вытирает ей слезы.
— Знаешь, этот разговор ничего не изменил, — прошептала она. — Ничего. Лайза растоптала мои надежды, но не мою любовь. Я никогда не переставала любить тебя. И никогда не перестану. Особенно после той ночи в твоей спальне. — Бриджит слабо улыбнулась. — Как бы мало она ни значила для тебя, дороже ее у меня нет ничего на свете.
Лицо Эрика исказилось от боли. Он крепко зажмурился, застонал, привлек Бриджит к себе и прижал ее щекой к своему сердцу. А потом долго молчал, дрожащей рукой гладя ее по голове.
Наконец он заговорил:
— Все, что ты сказала о Лайзе, правда. За одним исключением. В том, что она стала такой, виноват я. Я баловал ее, откликался на каждую просьбу, готов был положить к ее ногам весь мир, чтобы возместить ей смерть родителей, и посвятил всю свою жизнь ее счастью.
— А что было твоей жизнью? — задала Бриджит вопрос, мучивший ее много лет. — Друзья? Знакомые? — Она сделала паузу. — Женщины?
— Когда отец и мать погибли, мне было тринадцать лет. Честно сказать, я не слишком тосковал по ним. Может быть, потому, что едва знал. Меня воспитывали гувернантки. Едва я научился читать, как меня отправили в школу. А когда наступали каникулы, родителей не было дома. Они были слишком непоседливы для жизни в Фаррингтоне и всю жизнь стремились к новым впечатлениям. Я думал, что рождение Лайзы заставит их остепениться. Но этого не случилось. Когда ей исполнилось четыре месяца, родители поплыли в Индию. Они попали в ужасный шторм, и корабль затонул. Внезапно я стал графом Фаррингтоном, владельцем пришедшего в упадок имения, приносящих убыток предприятий и воспитателем грудного ребенка. Детству, если оно у меня вообще было, пришел конец. Отвечаю на твой вопрос. У меня не было времени на развлечения. Только работа и Лайза. Знакомые? Деловых знакомых у меня были десятки. Друзья? Ни одного. Женщины? Когда я нуждался в женщине, то покупал ее.
Бриджит любила его и раньше, но теперь, когда узнала величину принесенной им жертвы, ее любовь стала еще сильнее.
— Поэтому Лайза и не привыкла делиться тобой.
— Верно. Кроме того, она не привыкла делиться моими деньгами. — Эрик тяжело вздохнул. — Рассказать тебе, почему она сбежала?
Бриджит молчала, и он не стал ждать ответа.
— Потому, что я потерял состояние. Все вышло очень просто. Когда Лайзе исполнилось шестнадцать лет, я вложил огромные деньги в одно рискованное предприятие и прогорел. Я ждал, до тех пор, пока у меня не осталось выбора, а потом все рассказал ей. Глупец, я рассчитывал на ее сестринские чувства. Я объяснил, что мы далеко не бедны, но о роскоши придется забыть — по крайней мере, на какое-то время. Однако вместо сочувствия она посмотрела на меня так, словно перед ней стоял сам дьявол. Обвинила меня в том, что я нарочно промотал ее наследство, в жестокости и бесчувственности, а потом заперлась в своей спальне. На следующее утро она исчезла, не оставив ни письма, ни записки. Я не слышал о ней несколько месяцев. Пока в один прекрасный день она не появилась у моих дверей, умоляя о помощи.
— Беременная, — негромко вставила Бриджит. Он грустно кивнул.
— Она встретила очень богатого итальянского аристократа, который пообещал ей весь мир. Вместо этого он сделал ей ребенка, а потом бросил и вернулся домой... к жене. Сделав это признание, Лайза начала плакать. Клялась, что получила хороший урок и стала другим человеком. Да простит меня Господь, я поверил ей... — Эрик проглотил комок в горле и обнял Бриджит еще крепче. — Видимо, Лайзе передалась непоседливость родителей. Через три недели после рождения Ноэль сестра заявила, что ей не хватит терпения быть матерью и вести скромную, непритязательную жизнь, как это делаю я. Короче говоря, ей стало скучно, поэтому она решила уехать из Англии и отправиться в заграничное путешествие. Когда я напомнил сестре о Ноэль, она пожала плечами, повторила, что не желает возиться с ребенком, что она ничего не понимает в воспитании детей и не желает понимать. Предложила мне самому растить Ноэль, а если у меня не хватит средств, то отдать девочку какой-нибудь бездетной женщине, желающей иметь собственного ребенка. Лайза прямо сказала, что ей все равно, кто будет заниматься Ноэль, лишь бы это не пришлось делать ей самой.
И тут я столкнулся с ужасной действительностью, которой упорно не хотел признавать: сестра, которую я воспитывал с детства, оказалась дрянной женщиной с пустым сердцем и мелкой душонкой. Я чуть не сошел с ума. Рычал так, что дрожали стены, в щепки разнес спальню Лайзы, грозил посадить под замок, пока она не опомнится. Едва не избил ее... Господи, прости, я искренне считал, что способен на это. Но ничто не помогло. Когда Ноэль исполнилось полтора месяца, меня вызвали в Лондон по неотложному делу. Я отсутствовал всего ночь. Когда вернулся, Лайза исчезла, оставив грудного ребенка на попечение слуг, которые сбежали, как только я вошел в дверь.
— Один Бог знает, что она им наговорила! — гневно бросила Бриджит.
Эрик пожал плечами.
— Какая разница? Я не могу осуждать их. Они несколько недель слышали мое разъяренные вопли и плач Лайзы. Ей не стоило труда убедить слуг, что я сошел с ума. А поскольку я не собирался оправдываться, пришлось их уволить. Они обрадовались и тут же удрали. Через несколько часов в Фаррингтоне осталась одна Ноэль. Я положил ее вещи в фаэтон и отвез девочку к Гонеремам, самым достойным людям из всех, кого я знал. Не помню, что я сказал, когда сунул им ребенка. Кажется, что Лайза испугалась меня и убежала. Они были слишком ошеломлены моим заявлением, чтобы отказаться взять Ноэль. Я вернулся в Фаррингтон с намерением никогда не выходить из него.
Эрика сотрясла дрожь, признание давалось ему нелегко. И Бриджит прекрасно понимала, что, наверное, она единственный человек, которому он впервые за много лет открывает свою душу.
— Я сделал именно то, от чего отговаривал Лайзу: отказался от Ноэль. Но в моей душе не осталось ни любви, ни нежности. Ничего, кроме горечи и негодования. Что я мог? Воспитать из нее вторую Лайзу? Повторить прежние ошибки? — Он покачал головой. — Нет. Ни за что... Спустя три месяца до меня дошла весть, что Лайза простудилась и умерла. Я ничего не почувствовал. Как будто она умерла давно... и я вместе с ней. — Эрик невесело хмыкнул. — Ирония судьбы заключалась в том, что неотложное дело, из-за которого меня вызвали в Лондон, было известием от моих поверенных. Одна из моих спекуляций принесла баснословную прибыль. Я не только вернул свое состояние, но и приумножил его. Если бы Лайза подождала еще один день, она снова стала бы богатой женщиной, и у Ноэль была бы мать.
