Карин Матч - Рай для Евы
— Что… что это вы задумали?! — пискнула девушка, отчаянно стараясь справиться с испуганной лошадью, которой, видимо, пришло в голову встать на дыбы.
Не обращая ни малейшего внимания на ее крики и возмущение лихой наездницы, он спокойно спросил:
— Интересно, что это вам приспичило умчаться вперед, словно на пожар? Если мне не изменяет память, вы собирались отвезти меня на место, откуда открывается замечательный вид на побережье? Как, по-вашему, я должен был бы сам его отыскать, если бы еще через минуту вы скрылись из виду?!
— О, ради Бога, не надо! — фыркнула Ева, отбирая у него поводья. — Просто я не желаю служить мишенью для вашего остроумия. Должно быть, вам уже до смерти надоели и я, и Мангунгу. Конечно, мне вообще не стоило навязываться вам с этой поездкой, так что прошу прощения, что доставила некоторые неудобства. Больше этого не повторится.
— Господи, что за ребячество! — вздохнул Ланс. — И когда вы только повзрослеете?!
От удивления Ева захлопала глазами. А он между тем продолжал:
— Сначала вы вбили себе в голову, что я испытываю к вам жалость. Теперь — что над вами смеюсь. Знаете, моя милая, пора бы вам научиться владеть собой! И заодно понять, что можно смеяться вместе с другими людьми, в том числе и над собственными недостатками. Поверьте, если бы вы порой не вели себя так глупо, никто бы над вами не насмехался. Единственная причина, почему так происходит, в том, что вы, простите за прямоту, сами напрашиваетесь. Постарайтесь это усвоить. И если у вас получится первой посмеяться над собой, увидите, больше никто не станет вас поддразнивать. И вовсе не ваши привычки и не ваша внешность служат тому поводом, а эта ваша дурацкая манера реагировать на чужие шутки. Для них это — как красная тряпка для быка! Что же до того, о чем мы толковали с вашим отцом — еще один из ваших умопомрачительных вопросов, — то я готов вам об этом рассказать. Дело в том, что у нас с ним много общего. И он, и я — фермеры, как в Новой Зеландии принято нас называть. И хотя мы с ним не схожи, как ночь и день, оба мы любим поговорить о хозяйстве. Из-за хлопот с моей студией в Голливуде мне не хватает ни времени, ни сил самому заниматься ранчо. Пришлось нанять управляющего, который все там делает вместо меня. Вот я и жаловался вашему отцу на это, сказал ему, как бы мне хотелось быть таким, как он, обычным фермером. Ну, мисс Всезнайка, ваше любопытство удовлетворено? О Боже, нет! Только никаких извинений! — рявкнул он, заметив, как она умоляюще сложила руки.
Ева оцепенела. А Ланс, откинув назад голову, громко расхохотался:
— Нет, нет, не извиняйтесь! Строго говоря, это мне следует сделать. Итак, мисс Ева Мэннеринг, нижайше прошу простить меня. Во всем виноват мой нелегкий характер. Конечно, вы очаровательное и наивное дитя, но это же не основание, чтобы все время выводить меня из себя, верно?
Ребенок?! Ева даже отпрянула. И вдруг робкая, неуверенная улыбка появилась у нее на губах, озарив ее печальное лицо. А секундой позже она тоже рассмеялась.
— Знаете, — захлебываясь, проговорила Ева, — ничего удивительного, что папе вы сразу понравились! Вы такой прямодушный! Тоже рубите с плеча, как он выражается!
Ланс опять захохотал:
— Значит, мир? Мы снова друзья?
— Конечно, если вас устроит бесхарактерная простофиля вроде меня!
— Вот это как раз то, от чего вам следует отвыкать, и побыстрее! Перестаньте грызть себя по каждому поводу! Что за самоедство, в самом деле? В конце концов, вы — такая, какая есть. Цените вашу дружбу, тогда ее оценят и другие.
— Вы такой хороший! — хрипло пробормотала Ева, когда снова обрела способность говорить. — Умеете поднять настроение.
— Ничего я не старался поднять, ну что вы, в самом деле! Это просто правда, — недовольным тоном буркнул Ланс. — Просто помните об этом, вот и все.
— Постараюсь. Обещаю запомнить все, что вы сейчас сказали. И обязательно стану такой.
— Только не надо ничего пытаться, ладно? Оставайтесь такой, какая вы есть. Лучше пообещайте, что не станете так расстраиваться, и не позволяйте другим уничтожить вашу уверенность в собственных силах.
Они добрались до границы ранчо как раз в тот час, когда солнце стало клониться к закату. Холм, на вершине которого всадники спешились, был самым высоким в округе. Привязав лошадей, оба растянулись на траве. Бывая здесь, Ева всегда воображала, что находится на вершине мира и смотрит сверху вниз на остальные горы. На самом же деле все было не так. Просто холмы на противоположном конце побережья находились слишком далеко отсюда.
— Как здорово, что ветер наконец разогнал облака! — заметила Ева. — Закат обещает быть великолепным.
— Вид отсюда просто замечательный. Какая панорама! Боже мой, как красиво! А краски какие!
Затаив дыхание, они в восторженном изумлении стали наблюдать, как окрестные холмы мало-помалу окрашиваются пурпуром. С каждой минутой этот цвет становился гуще, пока не превратился в густой ультрамарин. Глубокие овраги и долина внизу постепенно будто тонули в глубокой тени. И вдруг последние солнечные лучи выхватили из темноты верхушки деревьев, полыхнули по лощине золотисто-алым и густо-багровым цветом. Ветра не было, поэтому залив был похож на исполинское зеркало, в котором тоже отразилось бушевавшее над ним буйство красок.
Наконец Ева решилась прервать затянувшееся молчание:
— Боюсь, здесь у нас и вполовину не так красиво, как в других местах Новой Зеландии, где вы были.
— Действительно, я успел повидать немало, но подобного великолепия не видел. Да и потом, разве можно сравнивать? Каждое место, как мне кажется, обладает своим, неповторимым очарованием.
— Вы говорите так, словно до сих пор сами в это не верите, — рассмеялась Ева.
— Да так оно и есть. Говорят, чтобы в чем-то убедиться, это надо увидеть собственными глазами. Но вот я вижу, а все равно не могу поверить, что на этих двух крошечных островах сохранилась такая девственная, нетронутая красота!
— Значит, вы еще не бывали в Северных территориях?
— Можно сказать, не бывал, если, конечно, не считать двух коротких поездок на берег Гибискусов и Вангарей. Хотя кое-что видел в кино. Залив Тысячи Островов, например.
— А Девяносто Миль, порт Вангароа, залив Духа…
— Девяносто Миль?
— Угу. Это бухта. На девяносто миль тянется линия прибоя, а вдоль нее — зыбучие пески. Отсюда до нее рукой подать. Еще надо бы вам показать Ваипуа и леса Вайма…
— Эй, только не все сразу и не сейчас! — рассмеялся Ланс. — Достаточно того, что мы и так, можно сказать, злоупотребляем вашим гостеприимством. Свалились вам на голову огромной компанией. А теперь вы еще, чего доброго, решите, что обязаны показать нам все окрестности!
