Робин Николас - Фейерверк любви
Стараясь держаться с краю толпы, она вдруг увидела Трэвиса. Он пристально смотрел на нее, вернее, на складки платья, которые ветер услужливо расправил на ее округлившемся животе. Ханна замедлила шаг и направились к нему. Нет смысла откладывать разговор на потом. Ноздри Трэвиса раздувались, и нарочито безразличный голос не обманул Ханну.
— Ну-ну… Ты уже понесла от Девина?
У Ханны сжалось сердце, когда она поняла: он надеялся на это и одновременно боялся, что окажется не прав.
— Это твой ребенок, Трэвис. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.
— Черт побери, Ханна! — Трэвис схватил ее за плечо. Как ты могла это допустить?
— Я, так же, как и ты, не знала, что смогу забеременеть! — вспылила Ханна, жалея, что они не одни. Понизив голос, она добавила: — Это случилось как раз перед разводом. Может, тебя все же порадует мысль о том, что у нас дети?
Его пальцы впились ей в плечо еще сильнее, но Ханна решила стерпеть и не бороться с ним. Куда более жгучую боль причинили ей его слова.
— Да знай я, что ты залетишь, ноги бы моей не было на ранчо!
Прежде чем Ханна успела придумать достойный ответ, позади нее раздался голос Девина:
— Отпусти-ка ее, Риз.
Ханна круто обернулась и чуть не потеряла равновесие. Ей стало по-настоящему страшно, когда она увидела, с какой неприкрытой угрозой смотрел Девин на ее бывшего мужа. В руке у него были стаканчики с холодным питьем, которое он, судя по всему, нес ей и мальчикам, и на запыленных сапогах застыли капли ледяной влаги. Щеки Ханны запылали от стыда, едва она сообразила, что Девин, несомненно, слышал, как мерзко говорил с ней Трэвис.
— Девин, я справлюсь, — сказала она. — Мы всего лишь разговариваем.
Мужчины словно не слышали ее.
— Не лезь не в свое дело, Бартлетт, — предостерег Трэвис, делая шаг вперед.
— Отныне это и мое дело. — Девин швырнул стаканчики на землю и тоже шагнул вперед.
— Девин, не надо! — Ханна попыталась поймать его руку. Это было ошибкой. Трэвис воспользовался секундным замешательством соперника, чтобы точным апперкотом в челюсть сбить Девина с ног.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Девину показалось, что он видит звезды. Челюсть тупо ныла, а во рту чувствовался противный соленый вкус. Наконец он вспомнил, как Трэвис ударил его. Лежа на спине, он сообразил, что видит вовсе не звезды, а блики солнца, заслоненного от него волнистыми волосами Ханны. Девин заморгал, пытаясь заставить мир снова обрести четкость линий, и только тут заметил, что вокруг него собрались несколько ковбоев. Они стояли в мрачном молчании, словно над покойником.
Однако внимание его было обращено на Ханну.
Ошибки быть не могло — она сердита на него. Ее глаза, казалось, прожигали его насквозь, и Девин с возмущением подумал, что ей следует злиться на Трэвиса. Понятно, что он скверно обращался с ней. Кулаки Девина сами собой сжались, и он заставил себя сесть.
Разумеется, Трэвиса и след простыл.
Ханна присела рядом с ним, доставая из черной сумочки бумажный платочек.
— У тебя губа разбита.
Девин подумал, что это сущие пустяки по сравнению с неодобрением на ее лице.
— Дев, а здорово этот паразит тебе врезал, — посочувствовал один из ковбоев.
— Да ладно, — лениво протянул второй. — Поквитаться можно и в другой раз.
Ханна взглянула на них с такой яростью, что их как ветром сдуло.
— Давай-ка отряхивайся и приходи, — обернувшись, крикнул Девину самый храбрый из них. — Тебе скоро выступать.
Однако Девину хотелось, чтобы Ханна поухаживала за ним. Руки ее были такими нежными, а взволнованное лицо таким сочувственным, что Девин зажмурился от удовольствия. Непослушные прядки спадали на ее раскрасневшиеся щеки, выбиваясь из-под заколки с искусственным жемчугом. Ему было приятно, что она надела то же самое платье, что было на ней в день, когда он впервые поцеловал ее. Платье скрывало колени, однако ему отлично была видна гладкая, как атлас, кожа ног над голенищами черных ковбойских сапожек. Девин усмехнулся при мысли, что сочетание джинсовки с жемчугом может быть настолько будоражащим.
— И ничего тут нет смешного. — Ханна перестала вытирать с его лица кровь и снова нахмурилась. — О чем ты думал, затевая драку с Трэвисом? И как теперь прикажешь мне с ним говорить?
Усмешка сползла с лица Девина. Ему не хотелось, чтобы Ханна разговаривала с Трэвисом, не хотелось, чтобы он прикасался к ней.
— Кажется, Трэвис собирался распускать руки, а вовсе не мирно беседовать.
— Он бы не обидел меня. Он никогда не поднимал на меня руку. Он просто… — Ханна безуспешно пыталась подобрать нужные слова, и в глазах ее блеснули слезы.
— Нет, Ханна, он обидел тебя. Хотя на первый взгляд это и не было заметно.
— Больше этому не бывать! — Ханна смахнула со щек слезы, и Девин готов был зааплодировать ее выдержке. — А о себе ты подумал? Как же ты сумеешь получить с него деньги за лошадь, если вы поцапались?
Девин с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться ее наивности. Черт возьми, да он еще в первый день родео дал понять Трэвису, что у них есть незаконченное дельце. Гони деньги или возвращай лошадь назад — тут и говорить не о чем. Однако он знал, что проблемы Ханны так просто не решить, несмотря на всю ее храбрость. С каждым днем ему все больше хотелось снять с ее плеч груз всех неприятностей. Понимая, что говорить об этом сейчас не время, он ответил:
— Я найду управу на Трэвиса. Может быть, тогда никто не будет удерживать меня за руку…
— Девин Бартлетт, я не собираюсь извиняться. Тебе незачем было начинать драку.
Но Девин придерживался несколько иного мнения, а потому сухо заметил:
— Вообще-то, Ханна, я так и не сумел ответить ему.
Довольный тем, как она надула губы, Девин отряхнулся, разыскал шляпу, надел ее, а затем поднялся на ноги, помогая встать и Ханне.
Они стояли вплотную друг к другу, и тень от его шляпы падала на позолоченное солнцем лицо Ханны.
Он коснулся ладонями ее плеч и понял, что не хочет отпускать Ханну, до того приятно было ощущать ее мягкую кожу. Он почувствовал, как она напряглась и все-таки продолжала смотреть на его губы. Приободренный, он пробормотал:
— Кажется, мое ранение требует экстренного лечения, скажем чего-нибудь теплого и мягкого…
Его нежный поцелуй длился, пока ресницы Ханны, затрепетав, не прикрыли ее глаза. К счастью, обошлось без случайных зрителей — он догадывался, что это огорчило бы Ханну. Она вздохнула, и Девин ощутил мужской голод, однако отпустил ее. Так надо.
Ханна снова набросила на плечо ремень сумочки, и Девин заметил, что руки у нее слегка дрожат. Затем она на всякий случай осмотрелась по сторонам и спросила:
