Селина Дрейк Селина Дрейк - Дороже золота
— Не надо говорить о том, что и так видно, — мягко сказал он.
— Все это ваше воображение, — пробормотала Лаура.
Однако ей было страшно. Толком она даже не знала, чего боится… Однако всякий раз в присутствии Джоша Керна ее нервы напрягались до предела в ожидании… Чего?
— Вы выглядите испуганной, — сказал он, оказавшись вдруг в непосредственной близости, их разделяли какие-то дюймы, отчего сердцу ее не стало спокойнее. Лаура сглотнула, надеясь, что он не услышит его оглушительно тяжких ударов.
Вздернув подбородок и выдерживая его взгляд, она отважно пустилась в обман.
— У меня разгневанный вид, мистер Керн, а не испуганный! А теперь оставьте меня!
Он посмотрел на нее с высоты своего роста.
— Я читаю в ваших глазах не гнев, а что-то совсем другое. Вы напоминаете мне дикую кошку, которая живет в одном из моих амбаров. У нее такие же зеленые глаза… и она шипит и фыркает, если я приближаюсь.
— И правильно делает!
Похоже было, что разговор его забавляет. Повернув голову, Керн показал длинную царапину, спускающуюся вниз от уха.
— Кошечка пускает в ход свои когти. Это ее вчерашняя работа.
Лаура пристально посмотрела на его воспалившуюся бронзовую кожу и быстро задышала.
— Не шутите с этим — может случиться заражение, — хрипло сказала она, борясь с безумным желанием коснуться раны, провести пальцами по этой гладкой загорелой коже. — Вы давно делали прививки от столбняка? Если у кошки микробы, от нее можно заразиться. Вы знаете это?
— Конечно знаю, — нараспев затянул Керн, наблюдая за ней с видом человека, способного читать в душе; при мысли о такой возможности по спине у нее побежали мурашки. — Я ведь работаю на ферме и был бы безрассудным глупцом, если бы регулярно не делал уколов от столбняка. А если бы позабыл, моя мать напомнила бы.
— По словам мистера Хадсона, ваша мать — отличный кулинар.
Лауру интересовала эта женщина, к тому же разговор о матери не грозит ей никакими осложнениями.
— Да, действительно, — кивнул Керн. — Я питаюсь, как король. Кроме того, она присматривает за всеми делами на ферме. Это она велела поймать кошечку и отвезти к ветеринару, пока это очаровательное создание не стало достаточно взрослой, чтобы завести котят. Я гонялся за ней по амбару целых полчаса, пока не загнал в угол и не посадил в клетку. К тому моменту я был зол, как черт, особенно потому, что мать заставила заниматься этим меня. Но она права— у нас и без того много диких кошек на ферме: прибавления не надо.
— Но вы же ее не убили? — Лауру расстроила эта мысль, она уже отождествляла себя с кошкой, почти видела, как зверек шипит и царапается, шерсть у него взъерошена — его загнали в угол. Зеленые глаза Лауры загорелись симпатией.
Керн посмотрел на нее сверху вниз и неожиданно улыбнулся, став на минуту очаровательным и приятным.
— Помилуй Боже! Кошечка вернется, когда оправится после операции. Даже на ферме, где есть грызуны, нельзя дать кошкам свободно размножаться. Если их не кастрировать, через год-два они уже становятся проблемой. Моя мать любит кошек, в доме у нас живут три и множество диких — в амбаре. Интересно, что бы она подумала о вас, — сказал он едва слышно.
— Она знает, что мы покупаем коттедж?
— Я ей рассказывал о попытках Дейла продать дом, — уклончиво ответил он, пожав плечами.
— Но не о том, что кто-то, собственно, уже купил его?
— Вы еще не купили его, — холодно заметил он. — До завершения купли-продажи пройдет еще пара месяцев.
— И вы рассчитываете избавиться от нас за это время! — вспыхнула Лаура.
Вот тут Керн ее добил.
— Нет, я передумал, — невнятно сказал он, и Лаура недоверчиво уставилась на него.
— Что такое?
— Мне приятна мысль о том, что вы будете жить в этом коттедже, — заявил Керн, и ее сердце принялось отбивать барабанную дробь, сотрясая все тело и лишая ее слуха.
— Это еще одна из ваших шуточек? — неуверенно спросила она осипшим голосом.
— Я не шучу, — ответил он, безжалостно охватывая ее руками. Лаура отчаянно замотала головой, не хуже дикой кошки в сумрачном амбаре. Зверек дрожит, но не сдается, зеленые глаза мечут искры, он стремится ускользнуть от непонятной силы, чувствуя лишь одно: если не уйдешь от нее, то погибнешь.
— Не прикасайтесь ко мне!
Лаура повернулась, чтобы обратиться в бегство, но Керн действовал молниеносно. Он перехватил ее, остановил, прижал к стене; она оказалась, как в тисках, между его руками; его светлые неумолимые глаза наблюдали, как она извивалась, дергалась из стороны в сторону.
— Перестань этому сопротивляться, — зашептал он. — Ты знаешь, что хочешь меня, так же как я хочу тебя, Лаура. Твой рот сказал мне все, когда я тебя поцеловал. Все твое тело кричало об этом, твоя кожа источала желание, твою страсть можно было ощутить кончиками пальцев…
Лаура была как в жару, лицо горело, тело пылало. Но она не собиралась уступать ни Керну, ни собственным неясным чувствам.
— Нет, неправда, — покачала она головой. — Это просто ваша очередная мелкая уловка, чтобы выжить нас отсюда, заставить уйти…
— Я не позволю тебе, Лаура, снова уйти отсюда. — Голос Керна звучал резко, он всем телом с силой прижался к ней, и Лаура почувствовала, как ее захлестнула волна слабости; она задрожала, как в обмороке.
Медленным движением Керн начал опускать голову. Перестав сопротивляться, Лаура, как завороженная, следила за его приближающимся ртом, уже не думая ни о чем, кроме жесткой, мужской силы этих губ. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они наконец коснулись ее, и, когда это произошло, Лаура содрогнулась всем телом, но его губы лишь скользнули, не утолив ее жажды.
— Ты сводишь меня с ума, — пробормотал Керн. Он задыхался, двигаясь всем телом, приникал к ней сильнее и сильнее, и Лаура с дрожью отвечала, ненавидя себя за это.
Она попыталась вспомнить Патрика, но не смогла даже вызвать перед собой его образ. Патрик ускользал от нее, как некая туманность, и вокруг существовала одна-единственная реальность: мужчина, настойчиво волнующий ее тело и не спускающий с нее серых блестящих глаз.
— Почему вы не оставите меня в покое? — сердито воскликнула она. — Я не хочу, чтобы вы меня трогали!
— Не надо лгать, Лаура, — сказал он, снова запечатлев на ее губах короткий поцелуй.
И прежде чем она пришла в себя, поцеловал ее снова, и еще, и еще, подвергая этой бесконечной сладкой пытке. Он то касался ее рта, то отодвигался только для того, чтобы секунду спустя приникнуть к нему снова. Словно играл в кошки-мышки, дразня, заманивая и доводя ее до умопомрачения.
