Патриция Хорст - Ты мне не пара?
Элина бросила растерянный взгляд на Бернарда.
— Когда мы встретились, у нее был именно этот размер, — сказал он.
— А когда это произошло? — полюбопытствовал отец.
Бернард что-то путано отвечал, а Элина в это время давилась куском курицы в винном соусе, мастерски приготовленной матерью.
К концу обеда Элина находилась на грани нервного срыва.
Позже, оказавшись в сотне метров от родительского дома, она не выдержала.
— Это был какой-то кошмар! Не знаю, как я усидела. Когда речь зашла о Сильвии, я пришла в ужас, подумав, что они свяжут все происшедшее с тобой.
— Все это закончилось два месяца назад, — мрачно отозвался Бернард. — Люди быстро все забывают.
Но не ты, подумала Элина. Ты никогда не забудешь.
— Этот разговор был похож на танец на минном поле, — продолжил Бернард. — Для того чтобы убедительно обманывать, нужно хорошо к этому подготовиться.
Она посмотрела на высвеченный приборной лампочкой красивый профиль своего спутника.
— А ты к этому хорошо подготовился?
— Ты говоришь так, словно осуждаешь меня, Элина. Полагаешь, что я добился успеха в своем деле тем, что скрывал от людей правду?
— А ты так не поступал?
— Только в тех случаях, когда это было крайне необходимо.
— Не означают ли твои слова, что и меня ты обманываешь, когда отвечаешь на мои вопросы, которые тебе не по душе?
— Я предпочитаю быть с тобой предельно искренним, но есть вещи, о которых я пока не хочу говорить.
— И это касается твоей семьи?
Он переключил скорость, подъезжая к крутому повороту.
— Да, я не люблю о ней распространяться. Но если для тебя это так важно, готов рассказать.
— Конечно, важно, Бернард. Ты же отец нашего ребенка.
— Ладно. — Он снова переключил скорость, и машина, миновав поворот, стремительно покатилась по шоссе. — Я появился на свет, когда матери было двадцать, а отцу тридцать восемь. Он был профессором филологии в университете, считал себя поэтом. В любовь верил, но в любовь свободную. Когда мать сказала ему, что беременна, он как-то сразу вспомнил, что у него есть жена. Тут же взял академический отпуск на год. Вручил матери тысячу долларов на аборт, если она пожелает его сделать, упаковал свое барахло и укатил с женой в Кентукки, где стал слоняться по студенческим городкам, читая лекции о ямбических пентаметрах. А через шесть месяцев в Ванкувере родился я…
Бернард говорил спокойно, будто рассказывал о чем-то отвлеченном, но она видела, как на его скулах ходили желваки, а пальцы с силой сжимали руль. Элина чувствовала, что ему трудно вспоминать прошлое.
— Твоя мать говорила отцу, что решила рожать?
— Нет. Он уже свое дело сделал и больше не интересовался тем, как она поступит.
— Очень грустно.
— Грустно — не то слово, — тряхнул головой Бернард. — Моя мать любила этого подлеца и продолжала любить до последнего вздоха. В сорокалетнем возрасте она умерла от острого цирроза…
— Вот как! — Элина не смогла сдержать горестного вздоха, поняв причину этого заболевания.
Не отрывая глаз от дороги, он кивнул.
— Да, она здорово пила, выпивала по две бутылки в день. Печень такой нагрузки не выдержала.
Элине захотелось дотронуться до его руки, сделать хоть что-нибудь, чтобы выразить ему свое сочувствие. Но он отодвинулся от нее так энергично, словно между ними вдруг возник непреодолимый барьер. И все же она не могла молчать.
— Мне очень жаль, что так случилось, Бернард.
— Чего уж тут, она была потерянным человеком, лишенным счастья, брошенным моим отцом и отвергнутым родными и знакомыми. Она сгорела, не ценя жизни. Сама стремилась побыстрее свести счеты с жизнью. Вот и все.
— Но у нее был ты. Неужели это не радовало ее?
— Боюсь, что нет. Связанная по рукам и ногам ребенком и вынужденная как-то поддерживать меня, она зарабатывала от случая к случаю переводами с французского. В молодости мать пыталась окончить университетский курс в Париже, но встреча с моим отцом помешала ей осуществить свою мечту…
— А с дедушкой и бабушкой у тебя не было близких отношений?
Он иронически хмыкнул.
— С ними? Они были далеки от меня, будто бы обитали в сказочном мире Санта-Клауса.
— Ну, хорошо, а отец? Он никогда не пытался изменить свою точку зрения и узнать, есть ли у него сын?
— Мой отец и я, — сказал Бернард, делая презрительное ударение на слове «отец», — смогли вынести друг друга не более сорока пяти минут во время единственной нашей встречи. Вообще-то я искал его, хотел увидеть, услышать от него слова раскаяния, но у него и в мыслях не было признавать свою вину. Мне было шестнадцать, когда я встретился с ним. Но через пять минут понял: глупо в чем-то убеждать его. И я поклялся, что до конца своих дней не прощу этого человека. И я держу свое слово.
— Мне трудно понять человека, отвернувшегося от своего единственного ребенка.
— Вот и хорошо. В таком случае тебе нетрудно будет понять, почему я не хочу поступать подобным образом. Именно поэтому я намерен вместе с тобой заняться воспитанием нашего сына или дочери. Ты должна запомнить, Элина, что я совсем не похож на своего непутевого папашу.
Хотя она и не видела особых причин для оптимизма, но от его слов стало теплее на душе.
Он свернул на дорогу, ведущую к ее дому. Лунный свет серебряными бликами отражался на поверхности озера Сокровищ.
— Что, если я заскочу к тебе на минутку? — спросил он, останавливая машину у подъезда. — Есть одна штука, которую мы не обсудили, а откладывать уже нельзя.
Она не возражала. Очутившись внутри дома, он без приглашения прошел через гостиную в кухню. Там он на мгновение задержался, пригнул голову и раздвинул шторы на окне. Всмотрелся в темноту, туда, где находился садик. Озадаченная, она последовала за ним.
— Сколько земли принадлежит тебе, Элина? — спросил он.
— Немногим больше акра.
— А каков размер приозерной полосы?
— Около ста пятидесяти футов.
— И у тебя есть право на владение землей?
— У меня закладная. Я же говорила тебе об этом еще вчера вечером.
— Ах да. — Он ловко щелкнул пальцами, словно получил тысячедолларовый кредит в банке. — Но я спрашиваю о безусловном праве на недвижимость. Ты владеешь землей на правах аренды, я правильно понял?
— Нет.
— Прекрасно. А в каком состоянии это строение? — Он постучал по дверному косяку. Стекло в двери угрожающе зазвенело. — Черт возьми, все это может развалиться и без моей помощи. — Бернард обвел рукой кухню со всеми ее старомодными шкафчиками, выдвижными ящичками и изношенной водопроводной системой. — Знаешь, что я собираюсь сделать? Снести твой дом и построить здесь что-нибудь получше.
