Энн Хампсон - Волны огня
— Идем, — сказал он, беря девушку за руку и легонько сжав ее пальцы. — Что бы ни ожидало нас в будущем, мы будем знать, что делать, когда оно наступит. А сейчас ни одна минута нашего отпуска не должна быть омрачена.
Что бы ни ожидало нас в будущем… Ее пульс участился. В этих спокойных, мягко произнесенных словах ей почудилась угроза.
— Андреас?..
— Да, дорогая? — он крепко держал ее за руку, водя по Асклепиону. Многое здесь было отреставрировано, а некоторые колонны восстановлены после землетрясений. — Что-то не так?
— Нет, ничего. — Она улыбнулась. — Сама не знаю.
Немного позже, проходя мимо алтаря Асклепия, древнегреческого бога медицины, Шани осторожно спросила Андреаса, хорошо ли он знаком с историей этого места, поскольку экскурсоводов поблизости не наблюдалось.
— Кое-что я сама знаю, — объяснила она, — но очень поверхностно.
— Признаться, я знаю ее очень неплохо. Между нами говоря, экскурсоводов я стараюсь по возможности избегать, потому что где они, там и туристы.
Как и все греческие святыни, эта была грандиозной. Ее построили в священном лесу бога Аполлона за четыре века до рождества Христова. Сейчас ее окружали гигантские кипарисы и пальмы, олеандры и розовые кусты алтеи. Отсюда был виден пирс в Галикарнасском заливе, а за ним — узкая фиолетовая полоска побережья Турции.
— Всего здесь три уровня, — пояснил Андреас, когда они начали подниматься по ступеням. — Верхний был построен первым, так что начнем мы с него.
Он так и держал ее за руку и, как ей казалось, бережно поддерживал ее, даже когда ей помощь не требовалась. Массивные каменные ступени вели наверх, к храму Асклепия, покровителя Гиппократа и сына Аполлона — бога солнца.
— Я не улавливаю грань между мифом и реальными фактами, — немного озадаченно сказала Шани. — Если Асклепий был богом, а Гиппократ человеком, как они общались друг с другом?
Андреас рассмеялся:
— Это как раз миф, но древние греки в это верили. И поскольку не нашлось никого, кто высказал бы иное предположение, было решено объявить Гиппократа посланцем бога медицины. Вспомни, ведь методы Гиппократа были поистине революционными для того времени и никто не сомневался в том, что человек этот обладал сверхъестественными способностями.
— Пожалуй, ты прав. И что самое удивительное, его идеям, зародившимся тысячи лет назад, удалось выжить и остаться незыблемыми в наши дни.
— Свежий воздух, простая еда, физические упражнения и своевременный отдых… — Он кивнул. — Не спорю, это идеи двадцатого столетия.
Они помолчали, будто бы отдавая дань уважения этому удивительному человеку, который с помощью своего гения и интуиции сумел сделать мир здоровее. Ставя своей целью докопаться до истины — а он был уверен, что каждое тело в итоге является собственным лекарем, — Гиппократ был твердо уверен, что для успеха врач должен лишь стать этому лекарю хорошим ассистентом.
— Он был первым, кто одержал верх над колдовством и суеверием. — Шани произнесла это вслух, но Андреас, похоже, не услышал ее, и она снова затихла, думая о том, как со всех концов света сюда стягивались больные люди, желая вновь обрести здоровье в этом тихом прекрасном месте, изолированном от внешнего мира.
После долгих изысканий в Асклепионе Гиппократ решил пополнить багаж своих знаний, став странствующим лекарем, и немало открытий он сделал, прежде чем вернулся на свой родной остров Кос. Тогда он и построил храм богу врачевания, и вскоре больница стала первой школой медицины, где постигалась наука, а не примитивное знахарство. Под его руководством Асклепион превратился в храм искусства. Одной из главных теорий великого лекаря было душевное равновесие больного, и Гиппократ позаботился о том, чтобы в этих стенах его пациентов окружала красота и гармония. Учение Гиппократа заложило фундамент современной науки, став святыней для всех врачей мира, оставаясь ею и по сей день.
Клятва Гиппократа. Шани повторила несколько ее пунктов по памяти.
«Клянусь действовать во благо страждущим. Клянусь взвешивать свои решения, ибо они должны нести людям здоровье и пользу, а не вред и боль. Клянусь никому не причинять боли и страданий. Клянусь, что не предпишу пациенту лекарства, способного навредить ему и умертвить его, если не будет в нем надобности. Я клянусь блюсти чистоту жизни и души моей…»
Шани посмотрела на мужа. Он щурился от яркого солнца. Такой высокий и стройный… чистый и духовно и физически.
Мог ли такой человек завести интрижку на стороне? Была ли для него Лидия больше чем просто коллега и друг? У Шани и прежде возникали сомнения на этот счет, а теперь… «Клянусь блюсти чистоту жизни и души моей». Конечно, он был греком. Он мог быть горячим любовником от природы своей, но, глядя на него, стоящего на древних руинах, погруженного в мысли о вечном, Шани представить себе не могла, чтобы он хоть на секунду забыл эту клятву.
— Ты только взгляни на эти ступени… — он отпустил ее руку и указал на них. — Черный мрамор.
— Они прекрасны. Мрамор наверняка привезли издалека.
Андреас покачал головой и сообщил, что горные породы этих мест изобилуют этим типом мрамора.
— Им повезло, — заметил он. — Ведь мрамор играл не последнюю роль во всей архитектуре того времени — времени дворцов и статуй. Кроме ступеней, остатков портика и нескольких колонн от некогда прекрасного и величественного храма Асклепию, не осталось ровным счетом ничего. — И Андреас с недовольством упомянул многочисленные случавшиеся здесь землетрясения.
Они еще довольно долго блуждали по руинам, всматриваясь в их очертания и строя предположения, где могли проживать доктора, а где находились покои медсестер.
— А пациенты должны были оплачивать свое лечение? — внезапно поинтересовалась Шани.
— Нет, но в храме находился алтарь для подношений. В специальный ящик люди клали деньги. Деньги предназначались богу, но конечно же шли на содержание лечебницы.
На нижнем уровне находился небольшой ионический храм, развалины древнеримской виллы и руины еще одного, большого храма. Шани остановилась полюбоваться пейзажем, и, когда прошедший чуть дальше Андреас обернулся, она все еще стояла там, такая маленькая и хрупкая, разглядывая белый мрамор огромной коринфской колонны. Шесть остальных колонн четко вырисовывались на фоне безоблачного неба, а меж ними высились ровно посаженные кипарисовые деревья, ветви которых застыли в безветренном, благоухающем воздухе.
— Не двигайся, — скомандовал он, наводя на нее объектив фотоаппарата.
Раздался щелчок; Андреас улыбнулся, дав ей знак, что двигаться теперь можно, и она подошла к нему. Он убрал фотоаппарат в футляр, и Шани показалось, что он сделал это с невероятным трепетом и осторожностью, которые со стороны показались бы даже излишними. У нее перехватило дыхание. Она пыталась прочесть что-либо в его глазах, но на нем уже были солнечные очки, которые он надел секунду назад.
