Наташа Окли - Женщина не из высшего общества
— Еще нет. — Джем встал и взял ее кружку. — Пока обитаю в коттедже. Здесь еще нет кроватей и ванные комнаты до конца не оборудованы.
Он оглядел содержимое холодильника.
— Кроме омлета, могу предложить только сыр плюс это. — И он достал бутылку белого вина. — У меня отличное «шардоне».
Элоиз глянула на часы. Все равно еще рано. Какая разница?
— Пожалуй, из-за «шардоне» я останусь.
— Молодец.
Она наблюдала, как он разбивает яйца и размешивает их вилкой.
— Вы давно живете в Лондоне? — спросил Джем.
— С тех пор как окончила университет. Уже больше шести лет.
— И не возвращались домой?
— У меня нет дома, в который можно было бы вернуться.
Джем с любопытством взглянул на нее.
— Я понимаю. А забавно, что вы с Лоренсом оба заканчивали Кембридж.
Джем вылил яйца на разогретую сковороду и, не отрывая глаз от омлета, выжидал подходящий момент, чтобы перевернуть его.
— А вы готовите?
— Никогда.
— Почему?
— Мне не приходило в голову попробовать, — призналась она.
Он выложил омлет на тарелки, затем разлил вино.
— Есть придется, стоя на коленях, я еще не сделал стулья.
Элоиз никогда прежде не испытывала такого счастья. Ей было уютно, она чувствовала себя как дома. Она взяла тарелку и бокал вина и сняла туфли.
Джем присоединился к ней.
— А вы не выпьете?
— Я за рулем.
— Не стоило из-за меня открывать бутылку.
— А почему бы нет? — Он устроился поудобнее рядом с ней. — Никак не могу решить, что делать со стульями. Какими они должны быть?
— Конечно, солидными. К такой кухне, как эта, другие не подойдут. — Элоиз отпила вина.
Джем засмеялся и поставил тарелку на пол.
— Лучше поглядите вот сюда. — Он открыл один из кухонных шкафчиков. Там в черной папке лежали эскизы различных предметов мебели.
— Мне нравится вот этот, — выбрала Элоиз. — Эти слишком готические, а вот в этом стуле подходящая высота и асимметричная спинка, которая мне так нравится.
Он взял у нее лист.
— Сложно сделать такой изгиб, но можно попробовать…
— А как вы начали этим заниматься? — с любопытством спросила Элоиз, не отводя взгляда от его лица, пока он изучал рисунок.
Джем осторожно положил его в папку.
— Когда поселился в Колдволтхэме. Мне разрешили использовать спиленные деревья, которых хватает в аббатстве.
— Но вы же не самоучка?
— А разве этого нет в моем досье?
Элоиз уже забыла, что искала о нем сведения в Интернете. Но там были только основные факты. Она нахмурилась, припоминая.
— Кажется, вы учились на дизайнера.
— Отлично. — Его голубые глаза сверкнули.
— Только я не помню, где. Не вы же были основной целью моего поиска.
Джем засмеялся.
— Конечно, нет. Затем я стал учиться по-настоящему работать с деревом. — Он опять улыбнулся. — Есть определенные преимущества в том, что не надо зарабатывать на жизнь. Мне оставалось только следовать своим наклонностям.
— Это здорово.
— Я был рад, что нашел любимое занятие. Переехав сюда, я маялся без дела, вел себя очень плохо.
— И что же все изменило? — Элоиз отпила еще вина.
— Лоренс.
Возникло продолжительное молчание. Элоиз доела омлет и осторожно положила нож и вилку.
— Хотите, расскажу, почему я так негодовал, когда мы впервые встретились? — внезапно спросил он.
Элоиз кивнула.
— Ваше появление означало, что Лоренс ничуть не лучше любого другого мужчины.
Джем и сам не понимал, почему ему вдруг захотелось поделиться с ней. Он только знал, что должен это сделать. Она действовала так умиротворяюще.
— Мой отец был пьяницей и дебоширом. — Он увидел, как глаза Элоиз расширились. Кажется, он шокировал ее.
Произнеся эти слова, Джем испытал облегчение. Он много лет прятал свои чувства. Ему казалось, что нельзя чернить покойного, который не может себя защитить. Он предпочитал не думать о прошлом, отстраниться от него, считать, что все было в другой жизни.
Но наследство отца продолжало существовать — и не только финансовое, но и эмоциональное.
— Мошенник, лжец и драчун, — сказал он.
— Руперт Норланд? — Она не скрывала удивления.
Он считался успешным, очаровательным антрепренером. Женщины обожали его, мужчины восхищались. Они даже не представляли, как меняется этот человек, возвращаясь домой.
Куда только девался любезный мужчина, как только за ним захлопывалась входная дверь? Он превращался в грубое животное и доказывал свою правоту кулаками.
Джем вырос, наблюдая, как мать прячется по углам, тщательно скрывая синяки на руках и ногах. Отец соблюдал осторожность и не оставлял следы там, где их могли увидеть посторонние.
Мальчик видел, как страдает мать, которая от страха не знала, что ей делать. И Джем вырос, понимая, что значит чувствовать себя абсолютно беспомощным.
— Часто жизнь оказывается не такой, какой она нам представляется, — спокойно произнес он. — Когда Лоренс полюбил мою мать, он обращался с ней очень бережно и терпеливо. Я восхищался им.
— А с вами? — выпалила она на одном дыхании. Он улыбнулся уголком рта, темные тени прошлого исчезли.
— У него терпение святого. Я был ужасен. Я, как и отец, действовал кулаками.
— Я никогда этого не пойму.
Джем взглянул на Элоиз. На лбу у нее пролегли морщинки.
— Почему дети драчунов становятся драчунами? — неуверенно спросила она.
— Потому, — медленно произнес Джем, — что это единственный способ отношений, который они видели в своей жизни. Невозможно объяснить, но внезапно теряешь контроль над собой.
— Вас из-за этого исключили?
Джем кивнул.
— За это и за то, что принес в школу сигареты.
— Это произошло, когда вы уже жили здесь?
— Да. К тому времени всем надоело со мной возиться. Смерть моего отца была внезапной, потому мне многое прощалось, но потом я выбил одному парню передний зуб, и мое поведение больше нельзя было игнорировать.
Элоиз пошевелилась, и ее волосы блеснули золотом в свете лампы. Она казалась совсем иной, чем другие. Может, потому ему захотелось открыть ей свою душу. А может, потому, что она знала, что такое потеря.
— И как поступил Лоренс?
Как поступил? Джем никогда прежде не говорил об этом.
— Он просто выслушал, — наконец произнес Джем. — Он любил меня и поверил в меня.
— Так поступала моя мама. — Элоиз улыбнулась. — Я могла с ней говорить обо всем… — Она запнулась, и на лицо набежала тень.
— Потому вам больно, что она ничего не рассказывала о Лоренсе? — предположил он.
