Элизабет Биварли - Пламя нашей любви
— Будешь?
Самый обыденный вопрос от человека, для которого это самое обыкновенное утро. Однако Делла чувствовала, как от него буквально исходит волна эмоций, в которых не было ничего обыденного и обыкновенного. Напряжение, возникшее после диалога на лестнице, не проходило.
Неужели оно больше не исчезнет? «Пожалуйста, нет», — молила Делла. Им нужно вернуть волшебство. Пусть хоть ненадолго.
— Да, пожалуйста, — ответила она, хотя на самом деле ей было слишком не по себе, чтобы пить или есть. Она сказала это, просто чтобы заговорить с ним.
Она подошла к Маркусу так близко, как только осмелилась, и смотрела, как он наливает кофе. У него потрясающие руки. Сильные, с крепкими пальцами, на которых нет украшений. По его рукам никогда не догадаешься, что он работает в брокерской фирме. У него руки человека, который что-то делает ими, не только нажимает на клавиши целый день.
— Ты занимаешься спортом? — неожиданно спросила она.
Он казался удивленным:
— Я думал, ты не хочешь ничего знать обо мне.
Ах да, она не хотела. Хотя она и так уже знала о нем слишком много, еще немного информации ничего не изменит.
— Я передумала, — сказала Делла, не боясь показаться непоследовательной.
Он вручил ей кофе и вздохнул:
— Сквош. Три раза в неделю. С другим… — Он остановился, на этот раз, по-видимому, он чуть не сказал того, что сам не хотел говорить о себе. — С товарищем по работе. — Он сделал глоток кофе, и их глаза встретились. — Почему ты спросила?
— У тебя хорошие руки. Это не руки офисного работника.
Ей показалось, что при этих словах его глаза потемнели, и она вспомнила, где еще хороши его руки. Она повернулась и пошла прочь нетвердой походкой. Однако как только поняла, что направляется к кровати, быстро повернулась и пошла к столику у окна.
— Все еще идет снег, — сказала она, усевшись за стол. — Похоже, даже еще сильнее.
Маркус направился к окну, приподнял занавеску на секунду и снова опустил.
— Можем включить телевизор и посмотреть прогноз погоды.
— Да, можем.
Однако никто из них не включил телевизор. Они только выжидательно смотрели друг на друга. Делла знала, почему она не делает этого. Интересно, у него та же причина?
Наконец он уселся в кресло рядом с ней и поставил чашку на стол. Он как ни в чем не бывало положил ногу на ногу, облокотился на подлокотник и подпер подбородок рукой. Затем посмотрел ей прямо в глаза и спросил:
— Кто такой Джеффри?
Делле показалось, что ее ударили в живот. По-видимому, он слышал гораздо больше, чем сказал. Интересно сколько? Она не знала, как объяснить ему взаимоотношения с Джеффри. Это не тот случай, когда можно отделаться отговорками.
Она напомнила себе, что не должна ничего говорить Маркусу. И выдумывать она тоже ничего не должна. Она может сказать, что это не его дело, напомнить, что они договорились обойтись без личной информации, а он уже несколько раз нарушал этот договор. А затем просто сменить тему.
Но что-то в ней хотело рассказать Маркусу о Джеффри. И не только о Джеффри, но и обо всем, что привело ее туда, где она сейчас.
Ей хотелось рассказать Маркусу обо всем, что началось в первый день нового года — года, которому суждено было стать худшим в ее жизни. О тех месяцах, которые она провела в страхе и неопределенности, до того самого момента, как встретилась с ним в «Паламбос». О том, как она одинока и с каким ужасом смотрит в будущее.
По крайней мере, так было до встречи с ним. Только сейчас Делла поняла, что с тех пор, как встретила Маркуса, больше не испытывает подобных чувств. Впервые за эти одиннадцать месяцев — а может, и за всю ее жизнь — она не чувствует тревоги. Последние двенадцать часов она пребывала в уютном мире, где ничто не может ей причинить боли и зла. И все это благодаря человеку, даже фамилии которого она не знает.
Но она не может ничего этого ему сказать!
Она вообще ничего не может ему сказать. Она фактически дала клятву молчать обо всем, что случилось в Нью-Йорке. Ее поставили в известность, что, если она проговорится, это может все разрушить. И тогда все эти одиннадцать месяцев, проведенные в изоляции, потеряют всякий смысл.
Осталось всего две недели, напомнила она себе. Джеффри сказал, что все закончится через две недели. Через шестнадцать дней все будет предано гласности, и Делла будет свободна. От Джеффри, от Игана Коллинвуда, от ее начальника мистера Натансона и от всех в «Уитворд энд Стоун». И даже если свобода означает, что она теряет все, что у нее есть, и все начинает сначала, даже если ей придется стать кем-то совсем другим — все равно, по крайней мере, все это закончится. Она будет в безопасности. Она будет свободна. Ей нужно потерпеть всего две недели.
Она уже хотела сказать Маркусу, что это не его дело, и сменить тему, но вместо этого произнесла:
— Мы же договорились забыть об этом. И ты обещал.
— Я многое тебе пообещал, — напомнил он, — но не все обещания сдержал. Тебе лучше знать это — я много чего обещаю, но редко держу свои обещания.
— Хорошо, что предупредил.
— Это вовсе не значит, что я ужасный. Это значит, что я просто человек.
Его признание напомнило ей о том, что она не может ничего рассказать ему. Он может упомянуть о ней на вечеринке или случайно рассказать коллеге, который кого-нибудь знает из того мира, который ей пришлось оставить. И не потому, что он плохой, а потому, что человек. А Делла уже усвоила урок — людям нельзя доверять.
— Так кто он, Делла?
Она колебалась, все еще раздумывая над тем, почему она не может сказать Маркусу правду, а затем очень тихо сказала:
— Джеффри… он… человек, который заботится обо мне.
Маркус секунду молчал, затем кивнул, как будто все прекрасно понял. Это было невозможно, потому что Делла и сама далеко не все понимала.
— То есть ты его любовница, — сказал он как-то очень деловито.
Делле потребовалось время, чтобы понять, что он говорит. И не только потому, что слово «любовница» какое-то совсем старомодное. Он думает, у них с Джеффри сексуальная связь. И он ее содержит. Что она, Делла Ханна, единственная девушка из их района, которая решила, что выберется из трущоб, не используя секс, — просто содержанка, которая сдает себя тому, кто побогаче.
Она должна была бы обидеться, но вместо этого чуть не рассмеялась. Потому что по сравнению с реальностью его предположение просто потрясающе невинно.
С ума сойти! Если бы она была любовницей Джеффри, ее жизнь была бы куда проще. Но, во-первых, он женат. Во-вторых, годится ей в отцы. Ну и в-третьих, он просто не может позволить себе любовницу, поскольку у него двое детей в колледже, а дочь выходит замуж через полгода. В конце концов, сотрудники министерства юстиции не самые высокооплачиваемые чиновники.
