Марион Леннокс - Двенадцать заветных желаний
Ее целовал мужчина, который заставил ее тело растаять практически в тот самый момент, когда она увидела его. Увидеть мужчину на другом конце классной комнаты, заполненной детьми, — и загореться огнем… Она где-то читала об этом, в каком-то любовном романе, или в рассказе, или даже в стихотворении. Мисти думала, что это ерунда.
Он заставил ее губы приоткрыться — ласково и нежно, — и ей показалось, что тело ее тает. Ее губы, казалось, слились с его губами. Руки его крепче прижали ее к себе. Ее груди упирались в его грудь. И весь окружающий мир затуманился от жаркого желания.
Его губы были солеными, теплыми, изумительными. Они были…
Ее тело больше не принадлежало ей. Оно было каким-то странным, другим, будто она летела.
— Мисти…
Это был его голос, но она едва узнала его. Он слегка отодвинул ее от себя, и голос его был охрипшим от страсти и желания. Он хотел ее.
Это было необыкновенное ощущение — быть желанной для такого мужчины, как Николас. Мисти почувствовала власть над ним.
— М-м-м? — Их губы разомкнулись, но лишь на секунду. Мисти вновь встала на всю ступню, почувствовав голыми ногами голые доски.
— Это… слишком быстро, — прошептал он, уткнувшись носом ей в волосы, но не отпустил ее.
— Уложить меня в кровать, хочешь сказать? — прошептала она ему в ответ и сама удивилась тому, что засмеялась. — Да, действительно. Поэтому, если ты думаешь…
— Я не думаю.
Только он, конечно, думал. Они оба думали об этом.
«Но почему бы нет? Мне двадцать девять лет, — вдруг цинично подумала она. — И если мы оба хотим этого…»
Но она знала этого парня лишь два дня. Он прав. Это было слишком быстро.
— Значит, возвращайся на свою половину, жилец, — с трудом выговорила она, и он, усмехнувшись, еще дальше отодвинул ее от себя, но по-прежнему не отпускал. Между ними было значительное расстояние, но руки его все еще держали ее плечи, и если бы он притянул ее к себе…
Но он не притянул.
— Давай подумаем, куда это приведет, — сказал он, и она кивнула.
— Да.
— Но не сегодня вечером.
— Нет.
— Значит, на разных половинах?
— Да. Но кресла-качалки на веранде? — спросила Мисти, пытаясь улыбнуться.
— И никакого какао? — Он уже смеялся над ней. — Опасная вещь — какао на веранде.
— Да, — решительно сказала она. — Даже какао — это риск.
Риск. И Мисти почему-то вспомнила о своем списке. Своих альбомах.
В этих альбомах содержались ее мечты. Может быть, судьба послала ей вместо них Николаса?
Глава 7
Мисти удалось поспать совсем немного. Уснула она под утро, думая о том, что Ник находится всего лишь через стенку от нее, и проснулась с мыслями о том же.
Ник был ее жильцом, но жизни их уже переплелись.
Понедельник. Школа. И не важно, в каком смятении находятся твои мысли, все равно надо заняться повседневными делами.
Мисти пошла взглянуть на собак и обнаружила их на газоне под присмотром Ника. На нем снова были его широкие трусы на резинке, и больше ничего. «Одевайся, прежде чем выйти из своей половины дома», — хотела сказать ему Мисти, но не сказала, потому что тогда бы он понял, что она заметила это.
Кроме того… Она почувствовала себя абсурдно глупо, потому что тоже была раздета или все-таки одета, но в свою ночную рубашку, которая была слишком короткой, и в розовые тапочки с пушистыми помпонами, которые были слишком дурацкими.
— Потрясающе выглядишь, — сказал Ник, окинув ее взглядом с головы до ног, и Мисти почувствовала, что краснеет.
— Неуместно, — нервно сказала она. — Иди и готовь своего сына к школе.
— Слушаюсь, мэм. — Но он не шевелился, и ей захотелось помчаться отсюда и найти свой халат. Но халата у нее не было. Она купит себе сегодня в обеденный перерыв.
— Если ты отвезешь Бейли в школу, я присмотрю за собаками, — сказал он.
— Хорошо, — настороженно произнесла она, гадая, во что он ее вовлекает. Может быть, он хочет, чтобы она отвозила и привозила ребенка из школы? — А из школы ты заберешь его сам, — предупредила она. — После уроков я поеду к бабушке.
— Конечно, — сказал Ник. — Собаки поедут со мной.
— Их можно оставить одних, если тебе надо будет уехать.
— Я не собираюсь надолго отлучаться, — сказал он. — Мой рабочий стол поставлен возле окна, с видом на море. Мой сын находится в безопасном месте. Возле ног моих лежат собаки. Что еще может желать мужчина?
— Трубку и шлепанцы, — сказала Мисти и вдруг обнаружила, что голос ее звучит язвительно. Что плохого в трубке и шлепанцах? — Тебе надо сходить в магазин. Ведь ты не можешь вечно питаться пиццей.
— Может быть, мы сегодня вечером поужинаем вместе?
— Нет! — Это был панический возглас.
— Нет?
— Я… Мне, возможно, понадобится подольше побыть с бабушкой. Иногда я беру с собой гамбургер и ем вместе с ней.
— Она тяжело больна?
— Она ничего не осознает… — начала Мисти, но голос ее замер, потому что было невозможно объяснить необъяснимое. — Возможно, она ничего не осознает. Но я не уверена…
— Я очень сожалею…
— Мне иногда кажется, что она все чувствует и все понимает. И тогда я остаюсь с ней подольше. — Мисти колебалась. — Может быть, она будет рада познакомиться с Бейли. Я расскажу ей о нем. Как ты думаешь, Бейли…
— Мы приедем к твоей бабушке, — серьезно сказал Ник. — Скажи когда.
«Когда я буду готова», — подумала Мисти, глядя вслед Нику. Он ушел в свою половину дома, закрыв за собой дверь. «Когда я буду готова признать, что эта дверь должна оставаться открытой».
— Как быстро все произошло!
Была большая перемена. Мисти вышла во двор, чтобы присматривать за детьми. Директор школы Фрэнк редко удостаивал школьный двор своим присутствием, но сегодня он вышел наружу и кивнул ей с противной похотливой улыбочкой, которую она ненавидела.
— Я от тебя этого не ожидал.
— Чего?
Фрэнк часто вел себя очень грубо, даже оскорбительно, и Мисти почувствовала, что сейчас наступил именно такой момент.
— Николас Холт. Уже взяла его к себе домой, в свою постель?
Замечательно! Она должна была бы догадаться о том, что Фрэнк раздует из этого историю.
— И ты взяла себе собаку, — сказал Фрэнк. — А я-то думал, что ты уже собрала пожитки.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты ведь собралась уехать отсюда после смерти своей бабушки.
Никто не мог сказать ей таких слов в лицо. Но она знала Фрэнка давно и прошла ту стадию, когда он мог расстроить ее.
— Оставь это, Фрэнк.
— Не делай этого, Мисти!
— Прости?
