Люси Уокер - Незнакомец с севера
— Саймон, — сказала Джерри так резко, как только могла. — Мне кажется, ты его ревнуешь.
— А ты что, разве не ревнуешь?
Джерри с возмущением посмотрела на нахального мальчишку:
— Кого к кому? И с какой стати?
— Ну… не знаю. Но все эти ее наряды, непонятно, чего она так расфуфыривается. И еще знаешь что? Мне ужасно нравится, когда дядя улыбается, а это так редко бывает. Только когда он разговаривает с Лулу. Жалко.
— Давай не будем больше сплетничать про Лулу и твоего дядю.
— Ну ладно, хорошо, чего ты так разозлилась, Джерри? Хочешь, пойдем со мной на рыбалку вечером? Я тебе одолжу леску. И удочку могу тебе сделать, если хочешь. Хочешь?
— Хорошо, Саймон, идем. С удовольствием порыбачу.
На самом деле Джерри была не очень умелым рыбаком, но ей нравилось сидеть по вечерам с удочкой на берегу речки, когда луна, мерцая, восходила из-за ветвей огромных эвкалиптов. Ей нравились запахи ночного леса, прелой листвы, нравилось смотреть на неподвижную воду под звездным небом. А рыбачить с хорошим другом, таким, как Саймон, означало покой и тишину и возможность погрузиться в свои мысли. К тому же ковбои у костра начнут, как всегда, рассказывать свои истории, всякие небылицы, и дамское общество будет их стеснять.
Мужчины расселись вокруг костра, закурили свои сигары, один взял в руки концертину[3] и заиграл. Джерри с Саймоном в это время спускались вдоль русла небольшой речушки в лощину, осторожно пробираясь между камнями. Еще до ужина Саймон обнаружил два хороших крепких камня на берегу. Со своей поразительной, старомодной заботливостью он усадил Джерри на один из этих камней, закинул ей удочку, прицепив леску к концу длинного зеленого прута, а сам отошел на пару десятков ярдов и уселся на другом месте.
— У тебя за спиной пень, Джерри, можешь на него опереться, когда устанешь, — сказал он. — А если у тебя леска запутается, крикни мне, я помогу.
Сердце Джерри потеплело — Саймон был единственным человеком на всем белом свете, кто заботился о ней. Странно, что этим человеком оказался худенький восьмилетний мальчик, приехавший с далекого севера, племянник Джима Конрада.
Она сидела на берегу в дремотной тишине, опустив леску в воду. По доносившимся до нее время от времени всплескам чуть ниже по речке она догадывалась, что Саймон поймал очередную рыбу. Джерри тоже хотела поймать хотя бы пару рыбок, чтобы не ударить в грязь лицом перед мальчиком, но была довольна и тем, что можно было просто тихо сидеть, любоваться отражением звезд в траве и слушать далекие звуки концертины из лагеря ковбоев. Она поняла, что поплавок ее за что-то зацепился и лежит на дне. Надо было вытянуть леску и снова закинуть ее подальше, чтобы не возвращаться в лагерь с пустыми руками.
Саймон осторожно подкрался к ней:
— Как дела, Джерри?
— Отлично. Правда, я пока ничего не поймала, но мне очень нравится здесь сидеть.
Саймон сам вытащил ее леску и снова закинул в речку.
— Надо время от времени закидывать удочку заново, Джерри, потому что наживка тонет и лежит на дне, а там рыба не клюет.
— Хорошо, Саймон. Сделаю, как ты говоришь. Ты такой знаток.
— Это уж точно! — откликнулся Саймон. — Я сегодня днем поймал уже пять штук и после ужина четыре.
— Иди тогда дальше ловить, раз ты такой молодец. А я просто хочу посидеть и подумать.
— Подумать? — изумился Саймон. — А что толку думать? Это тебе не поможет рыбу ловить.
Но Джерри наслаждалась звяканьем колокольчиков на лошадях, приглушенными звуками гармоники, чистым ночным воздухом и неподвижной водой.
Через некоторое время — сколько прошло — час, два? — раздался ритмичный стук копыт — от усадьбы кто-то ехал верхом в их сторону. Вскоре Джерри услышала мужской голос из лагеря. Вот совсем близко раздался тяжелый топот ковбойских сапог по берегу ручья. Он приближался. Джерри подняла глаза и увидела темный силуэт Джима Конрада, стоявшего у нее за спиной.
Он присел на берег рядом с ней.
— Как рыбалка? — спросил он без интереса.
— Это вам лучше спросить у Саймона, — тихо ответила Джерри. — Он у нас единственный добытчик.
— Давай я подальше закину тебе леску.
Джим взял у нее из рук удочку и быстро выдернул леску из воды. Потом сложил ее аккуратными кругами.
— У тебя же здесь наживки нет, — удивился он. — Джерри, только не говори мне, что ты не умеешь ловить рыбу.
— Да я на самом деле и не собиралась ее ловить, — ответила она. — Саймон уже много поймал. — Она должна говорить спокойно, так, словно утром ничего не произошло.
Джим положил удочку вместе со скрученной леской на землю, сел и, вынув из кисета табак и папиросную бумагу, принялся скручивать сигарету. Потом он утрамбовал табак подальше в патрон сигареты спичкой и протянул ей.
— Это тебе, — сказал он.
Джерри почти не курила, но сейчас, как ей показалось, было самое подходящее время, чтобы раскурить самодельную папироску.
Джим дал ей прикурить. В огне вспыхнувшей спички она успела увидеть его глаза — два темных провала.
Затем он скрутил сигарету себе.
Джерри не понимала, что все это значит. Может быть, он пытается с ней помириться после того, как сурово отчитал ее утром, словно она на самом деле просто ковбой, которого наняли за жалованье на ранчо?
— А почему ты тогда сидишь с удочкой, если не собираешься ловить рыбу? — с любопытством спросил Джим.
Джерри показалось, что этот вопрос не похож на предисловие к примирению.
— Ну… — Джерри немного растерялась. — Если бы я просто пошла сюда сидеть на берегу, Саймон и конюхи сочли бы это странным, а в рыбалке нет ничего странного, даже если не ловится, правда ведь?
— А что странного в том, чтобы просто посидеть вечером на берегу речки?
— А вы так делаете? — с удивлением спросила Джерри.
— Да, иногда, — не сразу ответил Джим. — Иногда просто сижу и думаю.
— Вот как! — Джерри не ожидала такого ответа. Для Джима, с его кипучей, деятельной натурой, такое признание было по меньшей мере неожиданным и открывало новую сторону его личности.
— Если человек никогда в жизни не сидел просто так, молча у костра или на берегу речки теплой австралийской ночью, он много потерял, — негромко продолжал Джим. — Знаешь, в северном полушарии есть такое выражение: «Увидеть Париж и умереть». Вот это примерно то же самое.
Джерри, в последнее время обремененная разными дурными предчувствиями и тревогами, почувствовала, как после этих его слов у нее отлегло от сердца и стало уютно и спокойно. Такой равнодушный, холодный, такой высокомерный Джим, каким она его знала до сих пор, оказывается, понимает, что человеку иногда надо побыть одному, наедине — то ли со своими тревогами, то ли с этим звездным небом в теплую ночь.
