Джен Беннет - Яростные тени
Странное ощущение пронзило грудь Хэдли. Никто никогда такого ей не говорил. Почему же из всех людей именно Лоу решился ей это сказать? Он точно не шутил.
Пожалуйста, только бы он не покривил душой.
Хэдли моргнула, оттолкнув нежеланные чувства в ожидании концовки, но ничего не произошло. Нависая над ней в черном фраке и белом жилете, Лоу был таким красивым. От его расслабленной позы исходила уверенность. Хэдли чуть не покачнулась к нему, будто могла напитаться его небрежной выдержки и излучаемым им золотистым светом.
Затем вспомнила, с кем имеет дело.
С лгуном и льстецом. Лоу хорош, просто мастер, но Хэдли не была дурой.
Она горько усмехнулась.
– Как только мужчина впервые лжет женщине, последующая неправда растет как снежный ком [3], – процитировала Хэдли своими словами.
– Логично. Я не давал повода полагаться на мои слова. Скажи, чем я могу заслужить твое доверие? Поклясться на библии? Встать на колено? Назови.
Хэдли покачала головой, смущенная эмоциями, которые разрывали ее здравый смысл. В поисках опоры, она впилась взглядом в узел на его черном галстуке и в край его широкого плеча, освещенные темно-желтым светом из особняка. Но когда заметила выглядывающий из-под фрака край накрахмаленной белой манжеты и поврежденную руку, решила словить Лоу на слове.
– Ну что ж, – сказала она, кивая на его кисть, – расскажи, что на самом деле случилось с твоим пальцем. Дай мне повод тебе доверять.
Лоу поднял поврежденную руку другой рукой, потирая покрытую шрамами кожу подушечкой большого пальца.
– После отъезда из Египта я никому об этом не рассказывал.
– Даже семье?
– Даже лучшему другу.
Хэдли не поняла, солгал ли Лоу.
– Продолжай.
– Эта история и вполовину не так интересна, как ты ожидаешь, – сказал он, оттягивая ответ.
Неужели Лоу ожидал, что она возьмет свои слова назад? Ни за что. Через несколько мгновение он вздохнул.
– В начале сентября мы с дядей только-только переехали из Александрии на остров Филы, даже можно сказать, острова. Там находились лишь полузатопленные руины и древние храмы… а еще несколько археологов и местные, которые зарабатывали деньги на перевозках туристов. Мы работали у колоннады, и однажды, когда дядя поехал в Асуан, я пропустил последнюю лодку и застрял на острове на ночь с несколькими местными работниками.
Лоу повернулся и ударил край зеркального пруда.
– Я должен был поставить леса для раскопок, но мы с жителями нуби решили выпить чего покрепче. К тому времени, как мы занялись постройками, я был не так внимателен, как следовало бы.
– То есть, пьян.
– Что-то вроде того. – Он хмыкнул и потер нос с видом настоящего трезвенника, что шло вразрез с ее прежним впечатлением в зале, когда он поигрывал бокалом вина.
– Что случилось?
– Я распиливал доску правой рукой, – объяснил он, подкрепляя слова жестами, – а левой держал. Но не смог хорошенько ее ухватить, так что вертел так и эдак и, если честно, сам отрезал палец.
Кровь отлила от лица Хэдли.
– Только до первой фаланги. Наверное, выпивка притупила мою реакцию и нервы. Однако мы застряли на острове без доктора. Там не было ничего. Я лишь перебинтовал рану и пил до потери сознания. К тому времени, как дядя вернулся на следующий день, и кто-то пришел меня залатать, я горел в лихорадке, а в рану попала инфекция. Несколько дней спустя пришлось ампутировать весь палец, в противном случае я бы потерял руку.
– Боже милостивый, – прошептала Хэдли.
– Рана затянулась лишь через пару месяцев. Я был совершенно бесполезен. Тяжело работать в песке и грязи одной рукой. Да и вообще делать хоть что-то, когда испытываешь постоянную боль. И вот тогда я начал расшифровывать иероглифы на стенах храма. Скука привела меня к джеду. Боюсь, это некрасивая история.
Хэдли не собиралась брать Лоу за руку, но не сдержалась, хоть обычно не касалась других людей. Тепло его кожи проникло под ее шелковую перчатку, она подняла кисть Лоу, чтобы осмотреть шрамы в освещении дворика.
– Сперва и не замечаешь, что чего-то не хватает. Отсутствие мизинца не столь явно, как, например, среднего пальца.
– Можно и так сказать.
На его губах заиграла нежная улыбка.
Нельзя вечно держаться за руки. Однако стоило Хэдли попытаться высвободиться, как Лоу вцепился в нее, как при первой встрече на железнодорожной станции. На сей раз она не сопротивлялась.
– Я часто переживал, что не смогу снова коснуться женщины без того, чтобы она давила в себе отвращение и старалась вытерпеть мои ласки.
– Полагаю, это зависит от женщины. – Хэдли ответила намеренно практично, но когда Лоу немного склонил голову на бок, поняла, что он нашел в ее словах скрытый смысл. Она против этого не возражала. Ей нравилось его крепкое рукопожатие. В ее голове родилось странное желание ощутить, как Лоу проводит рукой от ее перчатки до голой кожи. Просто в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, «выдержит» ли она. От этой идеи сердце нервно затрепетало.
– Ты не считаешь мою кисть гротескной? – спросил он.
– Разве ты не знаешь? Обожаю все гротескное и мрачное.
Лоу прищурил глаз.
– Хэдли Бэкол, ты со мной флиртуешь?
– Совершенно не умею флиртовать, – честно ответила она.
Ближайшая к ним пара передвинулась к другой стороне пруда, а Лоу оттащил Хэдли подальше в тень навеса. Он опустил голову и снова оказался совсем рядом с ней, только на этот раз Хэдли не знала, что пугало ее больше: злой Лоу или Лоу, готовый овладеть ею в темном дворе.
– Так каков вердикт? Теперь ты мне доверяешь?
– Возможно.
– И только?
– Временно, до следующей лжи.
– А может сегодня я больше лгать не буду. Стану образцом добродетели, и ты объявишь меня святым.
– Говорить правду всего один вечер – не значит стать добропорядочным.
– Хм, а ты знаток добродетели?
– Я разбираюсь во многом, но не в этом.
– Рад слышать, – прошептал Лоу с заговорщической улыбкой. – Знаешь, я всегда думал, что порочные люди заслуживают собственную канонизацию. Очень тяжело быть аморальным, требуется мастерство и упорство.
– И некий природный талант.
– Точно. Предпочитаю думать, что родился безнравственным. Так вся вина ложится на дурную кровь.
Хэдли тихонько усмехнулась.
– Fan [4], – прошептал он по-шведски. – Делай так почаще.
Он медленно поднял здоровую руку, и до Хэдли донесся запах свеженакрахмаленной рубашки. Кончики пальцев дотронулись до лепестков лилии у нее за ухом, вызвав легкие мурашки на коже головы под волосами и на шее. Хэдли почувствовала в своих нервных окончаниях и клетках нечто, распространяющееся, будто лесной пожар.
