Дорис Смит - Только ты
У Мэгги голова пошла кругом. Трой, конечно, шутит! Она никак не могла припомнить, что же такого она вчера говорила Дереку об Ангусе Макаллане, но все равно, ведь это совершенно нелепо, если он думает… Стоп! На секунду у нее похолодело внутри. Плохо, если Дерек что-то думает, но если Трой со своим язычком начнет болтать и перед другими… перед Ангусом, а он подумает… О-о!
— Вряд ли Дерек так думает! Это нелепо! — уверенно ответила она.
— А, ну хорошо! — В странных глазах больше не было коварства. — Да из этого ничего бы и не вышло. Вы бы с ним не ужились. — Они дошли до «Крошечного домика» и остановились. — Да, насчет вечера. Мы так ведь и не решили? Вы боитесь, что Ангус обидится. — Она, казалось, ждала ответа.
Да, Мэгги именно так думала тогда, но теперь над ней нависла такая опасность…
— Да нет, вы правы, конечно. Он не обидится, если вы ему объясните.
— Трой придет к нам поужинать, Келли. Давай-ка посмотрим, что у нас есть к столу. — Мэгги видела, что малышка совсем выбилась из сил, и ей хотелось подбодрить ее. — Я знаю, солнышко, ты очень устала. Ну ничего, скоро ляжешь спать.
С раннего утра на ребенка обрушилось столько впечатлений: полет в Эдинбург, поездка в машине, оживленный разговор с Ангусом Макалланом, а сейчас она совсем сникла.
Когда Мэгги попыталась пробудить ее восторг по поводу пони и «Крошечного домика», она поняла, что девочка совсем валится с ног.
В кулинарном искусстве Мэгги была мэтром (по теоретическому отделению). Это было невинное увлечение — особенно после расчистки копыт, расчесывания хвостов и шерсти и уборки стойл. Она начинала чувствовать себя такой женщиной, читая об омлетах-суфле на рубленых орехах и бананах, о каннелони с фаршем из курятины, маринованных грушах, жареной утке под ананасным соусом и персиках в бренди.
А потом приходилось выскакивать из кресла и бежать на выездку или урок верховой езды. Она открыла, что умения работать руками было еще мало, чтобы изготавливать бумажное гофре, без которого, очевидно, было совершенно невозможно подавать жаркое из барашка. Когда она распахнула холодильник, воображение ее скорчилось в агонии. На обеде будет сама хозяйка. Если она одевается в коллекционные модели, значит, привыкла и к соответствующей еде. К сожалению, незнание, что можно сделать с перцами (зеленым, черным или красным), мускатным орехом, пряностями или лавровым листом, старым пармезаном и прочим, свело все угощения к супу, яичнице-болтушке, тостам и сосискам с помидорами.
Как приятно помечтать — опуститься в ту черно-золотую ванну наверху, надеть расклешенную юбку, может быть, уложить волосы в стиле Кейт Гриневей, потом пройти через эти великолепные белые двери и сесть за еду, которую кто-то приготовил для нее. Но теперь она пробудилась, и ледяное осознание правды заставило ее чувствовать себя как под холодным дождем.
Она перестала замечать факты. И понятно почему — потому, что Ангус Макаллан был так сердечен с ней. Но даже Трой, отнюдь не его поклонница, и то признала, что он бывает очень приятным, когда в размягченном настроении. Тот отрывок разговора в машине между ним и Грэмом показал, что его план по слиянию хорошо идет. Нет, ей нужно трезво смотреть на вещи. У него хорошее настроение, только и всего. Отсюда и этот ленч, и показ колледжей.
А она как на это ответила? Она чувствовала себя такой счастливой. Наверное, это было видно. Если, например, это проанализировать…
Вот тот пурпурный берег по дороге в Абердин — и сухое выражение его лица: да, точно такой же вереск и в Ирландии, ну, может быть, чуть похуже. Тогда она засмеялась и не могла остановиться, а он вначале удивился, а потом и сам прямо захохотал. Но не думал ли он, что она переигрывает? И то же самое на фабрике. Он так мимоходом предложил ей все показать, а она чуть ли не вцепилась в это предложение. И что он тогда подумал?
Она поняла, какое впечатление, совершенно не намеренно, она оставила у Дерека. «А вдруг сегодня — о, не дай Бог! — такая же мысль мелькнула и у Ангуса Макаллана? Богат, вдовец — наверное, уже не раз на него покушались». Но только не с ее стороны — нет, нет! Она последит за собой, чтобы никогда больше нечаянно нельзя было подумать о ней в таком свете. Трой оказала ей огромную услугу. Как хорошо, что люди бывают искренни и называют вещи своими именами.
Она выуживала последнюю сосиску, когда позвонил телефон.
— Мэгги, я вне себя! — театрально сказала Трой. — Я не могу прийти. Меня интернировали! — По-видимому, Ангус «считает, что им нужно поговорить». — В общем, он прав. — Она понизила голос. — Я потом у вас укроюсь. Мне теперь надолго хватит общества дорогого кузена. Извините, — продолжала Трой. — Мне правда очень жаль. Как-нибудь в другой раз, верно? — Телефон весело звякнул, когда опустилась трубка.
Тут только Мэгги сообразила, что о ней самой не было сказано ни звука. Ну, впрочем, и его приглашение было таким неопределенным, и времени он не сказал, и самое главное, это было сказано до приезда Трой. Раз она приехала, зачем Ангусу Макаллану еще чужой человек за столом? И, разумеется, самой Мэгги щелчок по носу был ни к чему. А ведь не прошло и десяти минут, как она твердым холодным разумом наметила «Как, Не Создавать Ложного Впечатления».
— Ну, котик, нам придется сейчас съесть жуткое количество сосисок, — бодро сказала она Келли.
В раннем детстве Келли плохо спала ночью. Том и Салли очень нервничали из-за этого, а когда в пять лет ей пришлось пережить утрату родителей, детские нервы совсем сдали. Потребовались месяцы терпеливых стараний, чтобы у девочки восстановилось чувство защищенности, но время, перемена места и горный воздух в конце концов сделали свое дело. Келли стала спокойно засыпать в своей необычной чердачной спаленке в Фэйрли-Холл. Если ей и случалось проснуться и увидеть, что кровать Мэгги пуста, она спокойно принимала, что ее тетя сошла по деревянной лесенке к лошадям, размещавшимся под ними.
Мэгги понимала, что она хочет слишком многого от маленькой девочки, первый раз попавшей в новый дом, но она все-таки сделала попытку: ей хотелось навестить гнедого.
— Детка, ты не будешь против, если я сбегаю в конюшню, посмотреть, как он там? Это только полчасика.
Как она и опасалась, личико Келли стало тревожным.
— Сейчас? Я пойду с тобой.
— Душенька, сейчас ты пойдешь спать. Немедленно. Ты ведь так устала.
Келли сказала «нет», теребя руками юбку. Надо было решать между возможно заболевшей лошадью и измученным ребенком, но, оказывается, ужин волшебно подействовал на Келли. Глаза у нее больше не закрывались и даже щечки порозовели. Может быть, и правда, чем видеть ее огорчение, лучше пойти вместе, прямо сразу. Только вот надо где-то раскопать джинсы и куртку. Не работать же с лошадью в новом брючном костюме, да и Келли нельзя быть в стойле в своем новом пальто.
