Лора Патрик - Я один, ты одна…
И он тоже хотел. Сегодня Николас сам подтвердил это. И его слова не вызывали сомнений. Проблема была лишь в том, что она хотела намного больше.
8
Хэлен занимала все его мысли. И с каждым днем становилось все труднее делать вид, что ничего не происходит.
Конечно, густая темная зелень сосен и елей осталась прежней, листья осины постепенно блекли. Колючая проволока изгороди оставалась колючей проволокой, как на нее ни посмотри. И скот по-прежнему отнимал почти все время Николаса.
Но вечером, когда он приходил домой ужинать, его ждала Хэлен.
Полы из широких сосновых досок были отскоблены до белизны. Где-то на чердаке она откопала пару ковров ручной работы, проветрила их и расстелила на полу гостиной. На стенах и вдоль лестницы, ведущей в холл, появлялись все новые фотографии. И в один прекрасный момент Николас увидел рядом с фотографией родителей Хэлен свое изображение.
Однажды Ник застал Хэлен за очень интересным занятием: она разбирала бумаги Юлиуса и уже отыскала кое-что о подвигах Николаса на родео. Он пришел в неописуемый ужас, увидев, как сосредоточенно Хэлен все это изучала. После этого обыска он боялся найти бумаги в жутком беспорядке, но его опасения были напрасными: все вырезки оказались в рамках на стене его прежней спальни. Хэлен за руку притащила Николаса посмотреть на них.
— Это музей, — сообщила она. — Все, что у меня есть, пока ты не придешь в себя и не вернешься домой.
— Я и так дома, — сердито огрызнулся Николас.
Хэлен рассмеялась и взъерошила ему волосы.
Весь вечер ковбой вспоминал прикосновение ее пальцев.
Затем Хэлен развесила гравюры. Николас решил, что у нее хороший вкус, но ей ничего не сказал. Он вообще ничего не комментировал. Ни когда появились гравюры, ни когда заблестели полы, ни когда с кухонного стола исчезла клеенка, замененная скатертью, а на окнах появились новые занавески в желтую полоску.
Тем не менее, Ник все замечал. А ночью, лежа в сторожке и касаясь своих волос, он вспоминал ее пальцы, а касаясь рта, вспоминал ее губы.
Это была самая настоящая любовная пытка.
Хэлен заявила, что нашла себе работу.
— Работу? Где?
Дело происходило за обедом, и Николас чуть не подавился.
— Не постоянную, — сказала Хэлен, — только три дня в неделю. Мы организуем в городе библиотеку. Для начала мы принимаем пожертвования. Я тоже собираюсь принести кое-что из книг Юлиуса: беллетристику, книги по сельскому хозяйству и конезаводству. Если ты, конечно, не возражаешь, — быстро добавила она.
— Я? А я-то тут при чем? — Хэлен Хэмфри может пожертвовать все, что угодно включая и ее свободное время. Чем меньше он будет ее видеть, тем лучше.
— Половина твоя, — напомнила ему Хэлен. — Мы же партнеры.
Николас со стоном закрыл глаза.
Сейчас он сидел на кухне и торопливо ужинал, зная, что ему нужно уходить как можно быстрее, уходить, чтобы не поддаваться соблазну дотронуться до Хэлен, поцеловать ее.
Случайное прикосновение к его руке, когда она хотела ему что-то показать. Случайное касание ее волос, ее груди, когда они пропускали друг друга в узкий дверной проем. Этого было достаточно, чтобы мужчине захотелось выпить.
Хэлен могла спровоцировать его простым замечанием. А она, как назло, говорила возмутительные вещи. Сегодня вечером, например.
Николас стоял на стремянке и привинчивал к стене карниз для занавесок, радуясь, что здесь не может быть никаких случайных прикосновений, когда Хэлен сказала:
— Мы сегодня получили необычное пожертвование для библиотеки.
— Хм… — Николас не повернулся.
— «Все о мужских брюках».
Ковбой чуть не выронил отвертку.
— Это оказалось так интересно, — непринужденно продолжала Хэлен. — Там была обычная одежда, плавки и, разумеется, белье. Мужчинам не слишком идут слаксы. Но джинсы… — послышался приглушенный вздох удовольствия. — Некоторые из них весьма впечатляющи.
— Хэ-лен! — сквозь зубы прорычал Николас.
— Хотя, конечно, они не так хороши, как твои, — в ее голосе послышались дразнящие нотки.
Ковбой старался не обращать внимания. Но это было все равно, что пытаться не дышать. Все тело его напряглось, в том числе и та его часть, которую Хэлен не могла не заметить. Николас, ткнул отверткой в шуруп и свирепо повернул его.
— А в облегающих джинсах ты особенно привлекателен. — Хэлен подошла так близко, что он почувствовал — Николас мог в этом поклясться — ее теплое дыхание где-то около своей ноги.
Он наступил ей на руку.
— Ник! — завопила Хэлен, пытаясь освободить руку. Она схватила его за штанину и дернула в сторону.
— Черт! — Николас повернулся, потерял равновесие и с грохотом свалился на пол, прямо ей под ноги. Это была последняя капля.
Ник вскочил и схватил ее за локти.
— Что тебе от меня нужно, Хэлен? — требовательно спросил он. — Чего ты, черт возьми, хочешь?
Лэндж надеялся, что его ярость испугает ее, что она в растерянности отступит перед ним. Но Хэлен не двинулась с места, даже не покраснела. Только ее глаза расширились, ослепляя Николаса необычным блеском. Она была так близко, что ковбой почувствовал лимонный аромат ее волос. Хэлен смотрела на него немигающим пристальным взглядом.
Это было ужасно. Даже хуже, чем ее улыбка, милая, нежная, задумчивая, которая, — Николас был в этом уверен, — покорила не одного мужчину.
— Тебе не нужно об этом спрашивать, Николас. — Голос Хэлен был таким же нежным, как ее улыбка. — Ты знаешь.
Настойчивость Хэлен обратила Ника в паническое бегство. Он попросту удрал из дома — сел в грузовик и умчался прочь.
Хэлен ждала его до двух часов ночи, но он так и не вернулся. Да, черт побери, она получила сполна, и поделом: не надо было переигрывать!
С каждым днем Хэлен все чаще замечала, что Николас наблюдает за каждым ее движением, видела, как в его глазах вспыхивает желание. Иногда даже возникала надежда, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружеское расположение и плотское влечение.
Но Ник сбежал.
Когда на следующий день он не пришел к завтраку, Хэлен отправилась в конюшню. Ковбой седлал Доджера. Выглядел он довольно жалко: небритый, глаза красные, опухшие.
— Ты не хочешь есть? — спросила Хэлен.
— Нет, — буркнул он.
— Может, ты вчера слишком много выпил?
— Много, но недостаточно. — Ник вывел лошадь из конюшни.
Хэлен шла за ним.
— Николас, мы ведь самые обыкновенные люди, у нас есть чувства, потребности, наконец.
Он скривил губы.
— У тебя — да.
— А у тебя?
